— Да, точнее, точнее! — восклицал батальон любопытных женщин.
— Ах! Ну так был полдень.
— А! Час вашего отдыха, это кстати… Очень хорошо! Больше мы не спрашиваем, мы узнали главное, — сказала Леклерк.
Паулина Бонапарт, сходившая с ума от удовольствий, шума, гвалта и необыкновенной атмосферы праздника, часто убегала от своей строгой семьи и смешивалась с толпой Чудих, которые ненавидели ее и с лихвой воздавали ей за ее колкий язычок.
— Но виконт не сказал еще, откуда у него эта красота! — настаивала госпожа Гингерло.
Преследование возобновилось.
— Да! да! Откуда она? — подхватила толпа.
— Я вам сказал: из тех же стран, откуда и все вы, mesdames, для блаженства тех, которые восхищаются вами… с неба, — возразил галантный, но скромный Баррас.
— Откуда бы она ни была, она чрезвычайно красива, — заметила госпожа Рекамье.
— Да, у нее длинные великолепные волосы, которые ей гораздо больше к лицу, чем эти ужасные модные сосиски, — просвистала Паулина Бонапарте, которая, сохранив свою длинную прическу, намекала на завитки «a la tirebouchon» госпожи Талльен, красоте которой она завидовала.
В ответ на нелестное сравнение своих кудрей с сосисками госпожа Талльен кротко возразила:
— Да, вы правы. У этой дамы замечательные волосы, которые она не начесывает на уши.
Удар был меток. Если б паркет будуара не был покрыт ковром, то присутствующие услыхали бы бешеное топанье ножек госпожи Леклерк, уши которой, длинные, тонкие, без ясных очертаний, приводили Паулину в отчаяние.
Баррас, видевший приближение грозы и желавший отвратить ее взрыв, вскричал:
— Прелестные афинянки, пока вы меня здесь преследуете, вы пропустите концерт гражданина Гарата.
— А! Сегодня поет Гарат? Вот приятный сюрприз!.. Браво! — кричала толпа, бредившая этим певцом, который обрел громкую славу в многом благодаря смешной аффектации, прельстившей Чудих.
— Да, дамы, — продолжал Баррас, — и не один Гарат, но и Эллеву, которому Директория разрешила въезд в Париж.
Этот артист, бывший тогда в большой чести у женщин, замешанный в какой-то схватке полиции с «золотой молодежью», одним из лидеров которой он был, должен был бежать в Страсбург, чтоб скрыться от преследования Директоров, решивших послать его в армию, сражавшуюся в Италии.
Едва услышав имена двух обожаемых певцов, Чудихи прицепились к Баррасу.
— Пойдемте же, гражданин Баррас, ведите же нас. Дайте приказ, чтоб концерт начался скорее.
Во время этого разговора кавалер отошел к окну, откуда незаметно наблюдал за всем происходящим. Теперь он счел нужным вмешаться в разговор и, обращаясь к дамам, вскричал: