— Так ты ее очень любишь?
— Как видишь — больше своей жизни.
— Больше жизни — это подходящее слово, — продолжал граф. — Потому что, если помнишь, Триго прибавила: «Вы еще сможете спастись, но погибнете, если на пути к спасению будете откладывать то необъятное блаженство, которое будет даровано вам». Это блаженство, — сильно сдается мне — явилось в лице госпожи Сюрко. Что ты на это скажешь? Не откладывай же, любезный, поверь Триго: не откладывай.
— Я и не собираюсь откладывать, мой славный Пьер: я сейчас же убегаю к Лоретте — подходит время нашего сегодняшнего свидания, — сказал весело Бералек.
— Ступай же, упрямец!
— Пойдем со мной!
— Нет, мне надо еще справиться о некоторых подробностях касательно Венсенского форта.
— О-го! Вижу, что ты возненавидел госпожу Сюрко.
— Нисколько! Но так как из слов Триго выходит, что вдова принесет тебе несчастие, то предупреждаю тебя… потому что предсказание оставляет тебе шанс обмануть горькую судьбу.
— Но и тебя ворожея не лучшим наделила.
— О! Я… «я отрежу себе голову другого…» предсказала мне добрая женщина. Провались я, если отгадаю эту шараду! Но раз мне, в отличие от тебя, не указали на средство избежать своей участи, то я ищу его один. Размышляя о том, что венсенские заключенные были обезглавлены, я принялся за изучение форта — для побега.
Бералек расхохотался.
— Не думаешь ли изучать постепенно всякую тюрьму… с женщиной, которая может дать о ней сведения? — спросил он.
— Желательно было бы, милый мой! Желательно!
— В последний раз — ты отказываешься идти со мной к госпоже Сюрко?
— Да. Я терпеть не могу видеть влюбленных, пыхтящих, как кузнечные меха. Успею еще увидеть твою возлюбленную, когда супружеский союз несколько замедлит скорость вашего дыхания.
Ивон направился к двери.
— Да, кстати, — сказал Кожоль, — когда же свадьба?
— Как только аббат получит свои миллионы, тогда будет удобнее. Назначим для этого 19 брюмера.
— Хорошо. Теперь ступай к своей красотке и не разорви себе когда-нибудь грудного сосуда, вздыхая слишком сильно и часто.
Прошел месяц после этого разговора. Бералек проводил все свое время в убежище вдовы. Кожоль, в свою очередь, изучал во всех его подробностях Венсенский форт со снисходительной Розалией.
Однажды утром, 24 вендемьера (16 октября), Париж, казалось, стряхнул с себя тяжелое оцепенение. Народ сновал по улицам в лихорадочном и радостном возбуждении.
— Что это значит? — спрашивали себя удивленные друзья, вышедшие вместе из дома.
Крик, раздавшийся из толпы пешеходов, служил им ответом.
— Да здравствует генерал Бонапарт! — кричали из толпы.