— В самом деле, ты прав. Все-таки ты воспользуешься приятным случаем. Да, женись, Ивон — тебе недолго придется раскаиваться.
— Мне раскаиваться! Да ты не подозреваешь, как очаровательна и кротка она, уж если она успела растрогать самого Лебика!..
— Ладно! Ладно! Решено: это жемчужина парфюмерной лавочки! Образец женщин! Идеал вдов… Гм! Ты видишь, что я широко отмериваю любезной дамочке Сюрко, которую еще не видел… потому что — это в скобках — надо заметить, что мне как-то не везет с женщинами, которых ты обожаешь. Когда в Ренне ты любил Елену, я не видел и кончика ее носа… и кончик носа госпожи Сюрко точно так же остается незнакомым мне, пока его владетельница воспламеняет твое сердце.
— Пойдем к ней вместе сегодня вечером, — предложил кавалер.
— А что же, по-твоему, мне делать между вами? Вы начнете всякие нежные и глубокие воздыхания, я как раз окажусь на сквозном ветру — и подхвачу насморк! Как это весело — любоваться на вас, выпучив глаза, не смея шевельнуть пальцем, чтоб не смутить ваш экстаз. Ах, нет! Я предпочитаю провести вечер за разговором с Розалией о Венсенском форте.
Несмотря на беспокойство, внушенное ему Кожолем, Ивон не мог удержаться от смеха.
— Итак, ты отказываешься идти?
— О! Придет время… увижу твоего ангела, когда она будет называться госпожой Бералек… так ты решаешься на этот шаг… блаженство будет коротким, но полным.
— Вот уж два раза ты намекаешь мне, что наш союз будет недолог.
— Потому что ты, по-видимому, совершенно забыл другую женщину, о которой должен бы вспомнить перед женитьбой.
— Елену, не правда ли? Как ты можешь напоминать мне об этом презренном создании!
— Нет, любезный мой, дело не в Елене. Я говорю о другой женщине, менее привлекательной, но слова которой были крайне любопытны… скажу даже: заключали в себе громадный интерес.
— Кто же эта женщина? — спросил удивленный Ивон, перебирая воспоминания.
Кожоль с минуту подождал, чтоб Бералек собрался с мыслями, потом спокойно сказал:
— Ее звали Триго.
— Бретонская колдунья?..
— Именно! — ответил граф. — А! Дорогая Триго говорила мало, но зато верно. Я как теперь слышу ее слова, сказанные тебе шесть лет тому назад: «Вы не доживете до тридцати пяти лет. До этого возраста вы умрете на эшафоте». А тебе скоро стукнет тридцать, кавалер!..
При воспоминании об этом мрачном предсказании Ивон сначала вздрогнул, но, думая о Лоретте, он воскликнул голосом, полным глубокой страсти:
— Мне остается еще пять лет… пять верных лет блаженства и любви. Кто не согласится отдать свою жизнь за подобную уверенность!