Она благодарно взглянула на урядника, который физически давно произвел на нее впечатление, хотя она еще побаивалась этого могучего самца, льнувшего к ней.
Мокрых, увлекая Настю все дальше от места маевки, рассказывал ей, как они обставят свою квартиру, какие у нее будут наряды, кольца и ожерелья. Горячее дыхание урядника, говорившего на ухо девушке нежные слова, туманило ей голову, а сильная рука все крепче и крепче обнимала ее стан. Тропинка, по которой они шли, исчезла, приведя их к полянке в две-три квадратных сажени. Белые стройные березки, красные трепещущие осинки обступили полянку тесным кольцом, словно скрывая ее от нескромного взора; второе, более низкое кольцо составляли кусты багульника, усыпанные розовыми цветами, и среди них оставалась площадка, заросшая пышной травой, не больше широкой кровати, так и манившая на отдых.
Иван Миронович опустился на траву и привлек Настю к себе на колени. Его пышные усы, пахнувшие табаком и фиксатуаром, коснулись лица девушки, щекоча ей нос и щеки. Она зажмурила глаза и, запрокинув голову, полулежа на руках урядника, отдалась жгучему и жуткому удовольствию первого поцелуя. Этот поцелуй лишил ее силы сопротивления, а урядника побудил добиваться немедленно конечной цели предпринятого им обхаживанья девушки.
Они целовались и шептались, и опять целовались, пока отдаленный выстрел не заставил их вспомнить о времени. Урядник взглянул на часы.
— Однако, седьмой час на исходе. Надо быть, это созывают господ к ужину, — сказал он. — Пора нам идти назад.
Оправив платье и прическу, Настя побежала по тропинке, которая так неожиданно и коварно привела ее в объятия урядника Иван Миронович шел за ней, но, не доходя стана, свернул в сторону, чтобы выйти из леса на лужайку не следом за Настей, а с другой стороны.
На лужайке публика действительно собиралась ужинать. Над потухавшим костром в двух котлах бурлила похлебка, а на воткнутых в землю палочках поджаривались шашлыки, распространяя запах горелого сала. На коврах и кошмах, освещенных косыми лучами солнца, спускавшегося уже к гребню горы, были расставлены тарелки, разные закуски, краснели и желтели бутылки с винами и водками. Дамы образовали цепь вокруг своего ковра, чтобы не пустить на него мужчин, возвращавшихся с пруда.
Когда прислуга доложила, что суп и шашлыки готовы, Николай Константинович предложил дамам переменить гнев на милость и ужинать совместно. Но, получив в ответ требование рассказать, что привез нарочный, он беспомощно развел руками и сказал:
— Я могу сообщить вам только, что все дело в луидорах.