Спустившись назад по помосту, посетители вошли в нижний этаж амбара. Сюда по желобу ссыпался кварц, прожеванный дробилкой. Высокие кучи его напоминали груды грубо наколотого сахара. В одной из длинных стен амбара зияли четыре небольших окошечка, через которые двое рабочих лопатами перебрасывали руду в помещение самой фабрики. Оттуда доносились равномерные гул, стук и скрип. Эксперты осмотрели кучи раздробленной руды, приготовленной для размола, и взяли наугад несколько кусков из разных мест для пробы. Михаил Петрович просиял: в этот день была пущена в обработку нарочно накопленная богатая руда.
Выйдя опять на улицу, посетители через другую дверь попали в главную часть фабрики — обширное, но довольно низкое помещение, с земляным полом и широкими окнами под потолком. Вдоль задней стены вертелись четыре пары бегунов — больших и тяжелых чугунных колес в два метра диаметром. Каждая пара бегала в отдельной чаше, похожей на огромный таз из листового железа; одно колесо как будто старалось догнать другое, но никогда не могло этого сделать. По дну чаши металась мутная вода, а бегуны катились по воде и давили своей тяжестью кусочки кварца, которые рабочий подбрасывал лопатой. Под тяжестью глухо стонавших чугунных чудовищ кварц скрипел и визжал, рассыпаясь в песок.
Глухой гул от восьми быстро катившихся колес, визг и скрип раздробляемого кварца, плеск и журчание воды — все это сливалось в шум, напоминавший сильный морской прибой.
В последние годы, вследствие недостатка богатой руды, на фабрике работала одна, много две пары бегунов. Но к приезду экспертов в амбаре накопили груды хорошей руды и теперь пустили все четыре пары. Но экспертов трудно было ввести в заблуждение; они сразу заметили, что две пары бегунов сильно покрыты ржавчиной и, значит, давно уже бездействовали.
Из каждой чаши через отверстие, закрытое сеткой, мутная вода толчками выливалась в длинный и широкий желоб. На дне каждого желоба лежали медные листы, покрытые слоем ртути, блестевшей, словно матовое серебро, сквозь тонкий слой струившейся мутноватой воды. Эта ртуть улавливала мельчайшие частицы золота, увлекаемые водой, поглощая их и превращаясь в соединении с ними в амальгаму.
У Марины Львовны от всех этих звуков и бега чугунных махин начала болеть и кружиться голова. Кроме того, в таком шуме нельзя было болтать с англичанином. Поэтому она собиралась увлечь экспертов поскорее в другие части здания. Но Николай Константинович предложил устроить сейчас съемку золота. Он знал, что все четыре пары бегунов работали уже без перерыва с вечера, и так как была пущена богатая руда, то можно было рассчитывать на хорошую съемку и произвести благоприятное впечатление.