— Вы на фабрику идете, Григорий Ефимович? Скажите, пожалуйста, Якову Григорьевичу, что я сейчас приду туда.
«Слава богу, последний след заметен», — успокоился Кузьмин и, обогнув фабрику, пошел домой.
В лаборатории Фернер, немедленно по приходе, занялся приготовлением проб к плавке; ему помогал Матвей, который в это утро был веселее, чем обыкновенно. Протолченная, просеянная и насыпанная в мешочки руда представляла количество вчетверо большее, чем нужно было для одной пробы. Поэтому содержимое каждого мешочка высыпалось на лист белой бумаги, из порошка руды формировался правильный конус, который затем разрезался жестяной пластинкой на четыре равные части; одна из них шла в плавку, а остальные три ссыпались обратно в мешок и оставались в запас на случай порчи или ошибки анализа и потом отправлялись в лабораторию в Екатеринбург для контрольных анализов.
Михаил Петрович застал Фернера уже за работой, поздоровался, спросил, как эксперты почивали после именин; поинтересовался, какие пробы сегодня делаются, увидел идущего мимо лаборатории Кузьмина, быстро открыл окно и крикнул ему что-то.
— Но нельзя же так, Михаил Петрович! — возмутился Фернер. — Вы делаете мне сквозняк, и в мои пробы черт знает что может попасть с улицы.
— Ах, извините, голубчик! Я и не подумал об этом. Но ведь у нас в воздухе золото не летает. Ну, не буду вам мешать и убегаю. До свидания!
Пузиков скрылся, а Фернер продолжал свою работу. Но вот дошла очередь до десятого мешочка, который Кузьмин не успел встряхнуть после подсыпки. Матвей развязал его и подал Фернеру. Фернер начал высыпать содержимое на бумагу — и вдруг остановился: в высыпавшемся грязно-белом порошке блеснуло несколько довольно заметных золотинок.
— Богатая проба будет! — заметил Матвей.
— Гм, богатая? — протянул Фернер и высыпал остальное на бумагу тонкой струей, следя внимательно за ней. Но больше золотинок на глаза не попадалось.
Разделив эту пробу, Фернер взялся за следующую, но сам развязал мешочек и стал высыпать порошок очень медленно; опять появилось довольно много мелких золотинок, выделявшихся на бумаге.
— Эта побогаче будет, я полагаю,— сказал Матвей. — Наконец-то у них забои пошли хорошие!
— А я полагаю, что дело тут не совсем чисто, — проворчал Фернер. — Ну, посмотрим дальше, а пока заметим себе, что десятая и одиннадцатая с видимым золотом.
Высыпав и поделив эту пробу, принялись за следующую, в которой тоже оказались золотинки. Матвей в этот раз промолчал, а Фернер подозрительно посмотрел на него.
— И двенадцатый под сомнением, — подчеркнул он, высыпая остальное из мешочка.