— Виноват, Марк Наумович. Я точно на полчаса отлучился, еще в сумерки. Понимаю я теперь, в чем дело. Вы, может, заметили, — вчера тут девка бойкая с бабами пробы толкла, черноватая, Катькой зовут. Так вот, она меня сманила прогуляться в лесочек.
— Ах ты, ловелас этакий, юбочник! Девка тебя сманила! — возмущался Фернер. — Уж не подослали ли эту девку господа здешние хозяева?
— Очень просто, что подослали! Она сама сюда вторично пришла, когда я лабораторию прибирал, разговоры завела и на прогулку вызвала. Мне и в голову не пришло, что такая милая девка и по заказу любезничает. Но я вам верно говорю, всего полчаса гуляли, пока не стемнело, а потом еще на крылечке немного посидели.
— Ну, теперь все понятно. Пока вы в лесочке гуляли, гость пришел через дверь. Ключ, небось, в дверях оставил, за девкой увязавшись?
— Никак нет! Дверь была заперта, и ключ с собой в кармане.
— Ну, ключ недолго подобрать, слесаря на фабрике есть. Так вот, гость пришел через дверь, а вышел через окно, пока вы на крылечке бобы разводили! И смеялся он, должно быть, над караульным, которого девкой обошел.
Матвей смущенно молчал.
— Интересно бы узнать, — продолжал Фернер, обращаясь больше к самому себе, — все ли пробы подсыпаны или только последние шесть? Делать ли их или выкинуть за окно и просить Грошева взять новые?
— Ага, вот они идут! — прервал он свою речь, открыл окно и окликнул вышедших из фабрики Борка и Грошева, сопровождаемых Пузиковым.
— Яков Григорьевич, Иван Петрович! Зайдите, пожалуйста, на минутку сюда!
— В чем дело? — спросил Борк, когда они подошли к окну.
— Зайдите в лабораторию, дело спешное!
Эксперты повернули к дверям лаборатории, Пузиков также. Но Фернер прибавил с ехидной усмешкой:
— Вас я не приглашаю, Михаил Петрович, у нас тут частный разговор будет насчет проб.
Пузиков круто повернулся и пошел назад на фабрику. На душе у него стало неспокойно.
«Что за экстренное дело приключилось? — думал он.— Уж не обнаружил ли немец подсыпки? Этакий пентюх, этот Кузьмин, простую вещь не умеет чисто сделать!»
Когда эксперты вошли в лабораторию, Фернер рассказал им все, показал три мешочка с подсыпкой золота и спросил, что делать с остальными пробами, в чистоте которых теперь приходилось сильно сомневаться.
Грошев ругался и негодовал на Матвея и на администрацию рудника, Борк смеялся над обольщением Матвея, но в душе был смущен — сравнение Кати с Мариной Львовной напрашивалось само собой. Относительно проб решили так: из трех мешочков с обнаруженной подсыпкой снять осторожно верхнюю половину, а нижнюю пустить в пробу; из остальных двенадцати взять наугад также три. Если пробы последних окажутся богатыми, а первых — бедными, забраковать все и взять на руднике новые.