После ухода Борка и Грошева в лаборатории закипела работа, и к вечеру Фернер принес результаты: анализы проб трех мешочков, взятых наугад из двенадцати, оказались очень богатыми, а трех мешочков, у которых сверху была снята подсыпка, — бедными. Приходилось начинать работу сначала.
Когда на следующее утро Борк и Грошев потребовали лошадей, чтобы ехать на рудник за пробами, и Николай Константинович удивился, инженер сказал ему многозначительно:
— Да, приходится брать пробы еще раз и терять опять два дня, потому что ночью в лабораторию кто-то залез и подсыпал нам золота в пробы.
Николаю Константиновичу пришлось симулировать удивление и возмущение и дать обещание расследовать дело. После отъезда экспертов на рудник он вызвал к себе Кузьмина, потребовал у него точного рассказа об его действиях, задал ему основательную головомойку и объявил, что, если эксперты забракуют рудник, он, маркшейдер, будет уволен в первую голову.
Новые пробы, привезенные экспертами, в тот же день были истолчены, причем среди баб, присланных становым в лабораторию, Кати, по распоряжению управляющего, не было. Во избежание же ночной подсыпки, не полагаясь уже ни на безупречность Матвея, ни на окна и двери лаборатории, эксперты унесли мешочки с пробами к себе на дом.
Эти пятнадцать проб оказались бедными, хотя и в разной степени, и выводы для рудника получались неутешительные; более глубокая часть жилы, достигнутая работами, содержала слишком мало золота, чтобы окупить все расходы по добыче, не говоря уже о прибыли и процентах на капитал, который нужно было затратить на покупку и переоборудование рудника. Но, ввиду настояний Борка, решили не ограничиваться этими пробами, и в течение нескольких дней Грошев ездил еще на рудник, появляясь неожиданно то в одном, то в другом месте, и всегда брал пробы только из тех забоев, которые при его посещении работались и которые, следовательно, не могли быть подсолены. Василий Михайлович безуспешно гонялся за ним в надежде поспеть где-нибудь вовремя и подправить пробу. Но Грошев брал с собой только Матвея, не подпуская к забою во время взятия проб даже рабочих, а в лаборатории Фернеру помогал Борк.
Атмосфера была наполнена подозрительностью и сделалась напряженной. Отношения между экспертами и хозяевами стали натянутыми, трапезы у Репикова проходили часто в тягостном молчании и оканчивались быстрее, чем прежде.
Марине Львовне со дня своих именин никак не удавалось увидеть Борка; все утра он проводил в лаборатории, а с обеда до позднего вечера просиживал с Грошевым у себя в комнате над старыми книгами, планами и журналами; они старались восстановить всю картину прежней разработки, когда шло богатое золото, чтобы проследить шаг за шагом обеднение жилы в глубину и подкрепить этим свои выводы, основанные на пробах.