— А не пора ли нам подумать о ночлеге? — спросил Горюнов.
— Да, солнце уже собирается сесть за горы, а впечатлений мы за день получили довольно, — согласился Ордин.
— И нужно выбрать удобное место, защищенное от хищников, — прибавил Костяков.
— Такое место мы не найдем, — разве влезем на дерево и будем спать, сидя на ветках, как птицы, что едва ли будет приятно.
— Я думаю, что нужно спать не в лесу, а на чистом месте и поочередно караулить, — заявил Горохов.
— Конечно, и все время поддерживать огонь, который пугает хищных зверей, — сказал Горюнов.
Так как возле озера топлива не было, то прошли вдоль ручья, вытекавшего из него, к опушке леса, вблизи которой расположились под одиноким тополем. Засветло нарубили дров на всю ночь и разложили два костра; в промежутке между кострами и легли после ужина, разделив время на двухчасовые дежурства. Ночь прошла не совсем спокойно: по временам то ближе, то дальше раздавались разные звуки — мычание быков, ржание лошадей, рев носорогов, крики сов, а собаки отзывались на них ворчанием или лаем. С полночи туман начал окутывать поляну, и свет луны на ущербе еле пробивался; туман медленно полз на юг, по временам разрываясь, и луна на несколько минут ярко озаряла поляну, а белый холм среди озера иногда казался плавающим в молочном море. Его извержения повторялись каждые двадцать минут и также нарушали тишину легким свистом и шумом падающей воды.
На рассвете подул довольно сильный северный ветер, и туман быстро рассеялся. Солнце, поднявшееся над восточной окраиной котловины, имевшей вид черного острозубчатого хребта с полосами снега по уступам и морщинам, застало путешественников уже готовыми для работы. В этот день решили идти на восток до окраины котловины и вдоль нее вернуться на базу у сугробов, чтобы проведать Никифорова, сообщить ему о существовании крупных медведей и носорогов и посоветовать не охотиться на них. Вскоре нашли узкую тропу, ведшую с поляны на восток через лес, который тянулся несколько километров, постепенно мельчая. Добыли несколько рябчиков и большого глухаря, которого собаки загнали на дерево, откуда он с удивлением разглядывал странных зверей, пока выстрел не сбросил его вниз. Поляна, которая сменила лес, оказалась очень мокрой, а середина ее представляла настоящее моховое болото, занявшее, очевидно, место прежнего озера.
Пришлось огибать ее по опушке, где собаки вскоре выгнали крупного оленя.
— Так и есть, сохатый! — воскликнул Горохов.
Но это был не сохатый, а олень того же роста, с гордо поднятой красивой головой, увенчанной огромными рогами, которые соединяли в себе особенности рогов как лося, так и изюбра (благородного оленя); на рога последнего они походили своими размерами, на рога первого тем, что оканчивались широкой лопаткой с зубцами. Эта великолепная дичь раззадорила охотников и, остановленная напавшими на нее собаками, пала жертвой разрывной пули.