Я не хочу сказать, что путь всегда был гладким. То же самое любопытство, которое делало меня таким жадным до знаний учеником, частенько приносило мне неприятности.
Как-то вечером, когда я раскладывал кухонный костерок возле фургона моих родителей, мать застукала меня напевающим стишок, слышанный накануне. Я не знал, что она стоит сзади, и она подслушала, как я рассеянно читаю нараспев, отбивая такт одной хворостиной о другую:
Поевши яблок, черный дрозд
Летит в дремучий лес,
И видит вещи, что хранит
Там госпожа Лэклесс:
Кольцо, которое надеть
На палец мудрено,
И слово – ни сказать, ни спеть,
Как вырвалось оно.
У дверцы ручка не торчит,
И ларчик без замка,
Где возле мужниной свечи
Леди Лэклесс хранит в ночи
Хозяйство муженька.
Еще хранит она секрет,
Как, видя сон, не спать,
Как на тропе, где следа нет,
Найти и разобрать ответ,
Загадку расплутать.
Я услышал эту песенку от девчушки, которая напевала ее, прыгая через веревочку. Я прослушал ее всего дважды, но песенка застряла у меня в голове. Она была запоминающаяся, как и большинство детских стишков.
Однако мать услышала и подошла к костру:
– Что это ты такое поешь, милый?
Говорила она не сердито, но я понял, что она недовольна.
– Да так, слышал в Феллоусе, – уклончиво ответил я. Вообще-то играть с городскими ребятами было запрещено. «От недоверия всего один шаг до неприязни, – говорил мой отец, принимая в труппу новых членов, – так что в городе старайтесь держаться вместе и быть повежливей». Я положил в костер несколько палок потолще и стал ждать, когда они займутся.
Мать помолчала, и я уже начал было надеяться, что она оставит эту тему в покое, но тут она сказала:
– Это нехорошая песня. Ты не задумывался, о чем в ней говорится?
Я и впрямь об этом не задумывался. Так, просто дурацкий стишок. Однако, мысленно повторив его про себя, я обнаружил вполне отчетливый сексуальный подтекст.
– Понял… Я об этом как-то не думал.
Ее лицо слегка смягчилось, и она наклонилась и погладила меня по голове:
– Ну что ты, солнышко, обязательно надо думать, о чем поешь!
Беда, похоже, миновала, но я не удержался и спросил:
– А чем это отличается от того отрывка из «Сколько он ни ждал»? Ну там, где Файн спрашивает у леди Периаль про ее шляпу? «О ней так много говорят, я сам ее примерить рад!» Очевидно же, о чем речь.
Я увидел, как она поджала губы. Она не злилась, но ей было неприятно. Потом вдруг у нее в лице что-то изменилось.
– А ты сам объясни, в чем тут разница! – сказала она.
Я терпеть не мог вопросов с подвохом. Разница-то очевидная: за одно мне влетит, за другое нет. Я немного выждал, чтобы было видно, что я поразмыслил как следует, и пожал плечами.