Иван вернулся домой только к Троице. Изрядно схуднувший, но с деньгами, золотом. Сторговал хорошо. В сердце своем Тимофеев имел решение твердое, одно его терзало: как уговорить теперь Настю? Он решил не обсуждать, а поставить ее перед фактом.
Настя заупрямилась.
— Это ж дом наш! Как же это? Куда? Да всем непросто! Не бросать надо, а бороться. Постоять за родную землю!
— Мечом по нраву пришлось махать? Приключений ждешь?! Ты — жена, удел твой — деток беречь да мужа слушаться! Ты, может, еще одно дитё народишь! У твоих ровесниц уже по пять, шесть детей, а ты все про бой думаешь! Кто семью сбережет, пока ты воевать пойдешь? А может, ты ордынца того ждешь?
— Господь с тобой, Ваня, о чем ты говоришь?!
— А тот военачальник, Ногай, что отпустил тебя?! Может, о встрече с ним грезишь, потому и ехать не хочешь?
— Ваня! Что ты несешь? Да сдался он мне! Нет моей вины! По сем напраслину наводишь!..
— Ну, прости… прости! Не сдержался. Ехать надо. Ехать прямо сейчас. Баскаки, ироды ордынские, перепись людей затеяли. Кто холоп, а кто боярин, кто крестьянин, кто купец. Кто сколько дани платить должен. Куда уйдешь, если к земле приписан будешь? Данью обложат — не вздохнешь! Последнюю рубашку заберут! А если нет ничего так и в полон, в Орду заберут! А жаловаться кому? Кто у нас Великий князь? Поди разбери! Нечего беды ждать! Собираться надо и уезжать!
Настя сдалась.