— Но это невозможно! — подумал Дитрих, — драконы живут дольше любых других рас. У нас есть оборот во вторую ипостась, мы можем летать, можем многое другое, что не доступно остальным… Я не понимаю, как это можно: смотреть на других, как на равных?
— Здесь имеются в виду вовсе не физические или магические возможности, — покачала головой женщина, — неужели ты не видишь, что ты уже делаешь это? Ты, дракон, смотришь на меня, человека, как на равного. Ты слушаешь меня, ты знаешь, что у меня есть своё мнение, и ты готов, по крайней мере, его выслушать. Не потому, что у тебя есть корыстный интерес, или потому что тебе это велит делать долг. А просто потому, что ты считаешь это правильным. И мне хотелось бы, чтобы другие драконы тоже посмотрели на остальные расы, как на равных. Потому что… по факту, Убийца всего лишь разорвал цепи. И это не изменило того, что в лапах драконов по-прежнему находятся рукояти цепей, а на запястьях прочих рас — кандалы. Да, кандалы стали свободнее. Да, теперь они, если так можно выразиться, надеваются по собственному желанию. Но сути это не меняет. И потому я прошу тебя, Дитрих, подумай об этом. Потому что если это не изменится — рано или поздно появится новый Убийца.
— Я подумаю над этими словами, Фалкеста. Спасибо тебе за такую точку зрения, — задумчиво ответил принц, — я никогда раньше об этом не задумывался… А ведь, наверное, стоило. Ведь история нередко имеет свойство повторяться. С другой стороны, никто из драконов мне о таком, наверное, никогда бы не рассказал. И это ещё один довод в пользу того, что ты, может быть, права…
* * *
Приземлившись в районе Триниагоса, Дитрих проводил Фалкесту до её таверны и сердечно с ней простился. И задерживаться не стал: дракону было совестно, что он подверг эту женщину такой опасности, и если сама она обиды на него явно не держала, то вот муж и дочь могут иметь на этот счёт иное мнение. С другой стороны, вряд ли она сама станет им обо всём рассказывать. А слухи могут сюда ползти не один десяток лет. С учётом того, что Вернон исчез настолько внезапно — и, что не менее важно, настолько удобно для короля Освальда — что вряд ли его к его исчезновению станут привлекать слишком много внимания. Но вот кровь на руках… кровь на руках останется навсегда. И с этим тоже придётся учиться жить…
На пути к выходу из Триниагоса дракон снова посмотрел на свои руки. Конечно, внешне они нисколько не изменились, но внутренне… Когда у Дитриха наконец появилось время подумать об этом, он испытывал глубокое смятение. Его всегда учили быть сильным, уметь защититься, постоять за себя и своих близких. Но вместе с тем его учили, что к жизням сородичей всегда следует относиться бережно. И принц, разумеется, понимал это так, что к любой жизни следует относиться бережно. И, пока он оставался на архипелаге, это прекрасно работало. Но теперь… Дитрих впервые осознал, насколько смертоносны для других рас драконы. Даже в месте, где драконья сущность полностью гаснет, хватило одного-единственного броска, чтобы молниеносно прервать чужую жизнь. Впервые за всю жизнь Дитрих стал понимать, насколько велика его драконья сила, и насколько хрупки жизни тех, кто драконами не является. Так стоило ли удивляться тому, что в один прекрасный день появился Убийца?..