— Потом, когда лихие времена начались, моя мамка умерла, а когда Сашку посадили, Ирина Ивановна как-то за полгода угасла, вот и получилось, что у нас с ним, кроме друг друга, никого не было. Ну Сашка, конечно, девиц-то не пропускал, вернее даже, они на нём висли, а я как-то враз прикипел вот к компу. Сейчас я на него смотрю, он как в те далекие школьные года, такой же, изнутри светится. И я — то возле вас пригреваюсь, вот, сегодня, наговорившись с Саньком, твердо решил свою берлогу поменять на поближе к вам.
— А и правильно, Толик, вы с Сашей столько лет рядом, как братья стали, значит, и нам с Маришкой ты не чужой. А Санька, вон, тебя просто Толиком стал звать. Только бы с ребеночком все получилось хорошо, Маришка-то не показывает виду, а знаю, что очень боится, как бы чего… Саша-то для успокоения повез её в Израиль, как бы без патологии у нас всё, но, как он сказал — лучше перебдеть!
Прилетевшие через три дня родители были затисканы и зацелованы радостным Санькой, им был вывален ворох новостей, самой важной была новость:
— Мы с Толиком ходили, смотрели его новую квартиру, он сказал, что быстро переедет. Как я вас сильно-пресильно ждал!
Баба Лена внимательно осмотрела Маришку и кивнула сама себе: Марина выглядела успокоенной и умиротворенной.
— Слава Богу! Все, значит, хорошо! — подумала названная теща.
— Санька, баба Лена, а у нас такая самая главная новость — родим мы к сентябрю братика и абсолютно здорового!!
— Братика? Братика, маленького, такого как ты, папа?
— Ну, не знаю, на кого будет похож, а что братик — точно.
Санька запрыгал:
— И я буду старшим? И я буду ему сказки читать? И колясочку катать!! И назовем его Кирюшкой!!
— Почему Кирюшкой?
— Ну я так подумал, пока, а может и Мишкой? Я ещё подумаю, тогда скажу, а я ещё сестричку хочу!!
— Подожди, сначала братика, вот, родим, а потом, может, и сестричку соберемся, — лукаво взглянул Горшков на жену.
Та ответила ему сияющим взглядом:
— Какие вы быстрые, Сашки!!&nbs И была суета и шумиха при перевозке вещей Толика в новую квартиру, что располагалась этажом выше. Горшков бухтел и ругался в голос, когда Толик захотел взять в новую квартиру свою жуткую софу, приобретенную ещё в те далекие годы, когда они только-только вставали на ноги. Имевшая жуткий, печальный вид, софа была горячо любима Толиком.
— Я твое это лежбище ща с балкона выкину, совсем офонарел, на такую не всякий бомж позарится, — орал Саша.
— Ничё ты не понимаешь, она за столько лет мои формы приняла, я как в колыбели сплю.
— Вот я тебе колыбель и задарю на новоселье!! Не позорься! Что, у тебя денег нет?