Та смеясь, кивнула:
— А и мне отец подсыпал, я ж тоже Шишкина!
— Лёш, вы, поди, голодные?
— Не! Мы занятые, ща вон до Аксёновки надо сгонять, мы недолго!
— Вот, малец чисто деревенский стал, а и хорошо, в школе-то освоится зараз!
Марь Иванна вытерла глаза:
— Девки, как же я вам благодарна, особенно за Ивана! Он ведь как робот был, а в деревне-то оживел, детишки, смотри, какие стали шустрые, а уж Лёха… Ты, Валюшка, правильно тогда его ёжиком звала-колючий был! Да и я-то годков с десяток скинула, в Каменке воздух что ли волшебный? Смотри, как люди здеся отмякают!
— Это точно, — подтвердила Феля, — меня же за глаза на работе «Стервозный сухарь» зовут, привыкла быть такой, а здесь вот плясала и частушки вспомнила, лет тридцать пять так себя не вела!!
— А и славно, душа должна очищаться! — баба Таня очень серьёзно договорила, — в такой-то природе она сама по себе раскрывается!!
Мужики как-то быстро умотали спать, всё-таки уморились.
Правда дед и Лёшка посидели на лавочке перед уже своим домом, разговор такой ленивый получился.
— Лёх, ты просмотрел что Никитин спланировал?
— Да, дед, мы с детьми уже комнаты выбрали для себя. Им на втором этаже, а мне эту, как её… ну, верхотуру, отдашь?
— Мансарду?
— Во, её! Это ж как третий этаж, и всю деревню видно будет, особенно утром. Я когда Зорьку гоню, так клёво, туманчик такой бывает, тихо. Дед, правда, тут хорошо?
Дед обнял своего невозможного внука:
— Согласен, здесь даже дышится по-другому. Пошли спать, а?
А баба Таня разогнав всех своих, пытала Мишука:
— Рассказывай, голубь сизый!
— Мам, ну прошло всё уже… Был в командировке… попал вот под раздачу, с солдатиками, они-то совсем салаги, вот я и… Потом долго валялся в госпитале, а как тебе такое сказать? Я же помню, какая ты была, когда батя ушел… Мамуль, прости, не смог… Там вот зато и Настю свою встретил, она свой мед заканчивала. Но теперь можешь не волноваться… в Рязани буду, в училище ВДВ, никуда не полезу, у меня же ты и сын теперь есть, как говорится — старый да малый… Мам, ты даже не представляешь, как мне сейчас спокойно, все такое родное, любимое, и ты рядом. Мы все тебя очень любим, просто взрослые уже, и ты мелковата стала, а так бы и посидел у тебя на коленях… — он обнял её. — Мамка моя, ты даже не представляешь, как мы тобой гордимся! При разговоре с Федякой или Ванькой первое, что спрашиваем — как мамка? А потом, обрадовавшись, что ты бегаешь по-прежнему шустро, про свои дела говорим.
Баба Таня вздохнула:
— Да как не бегать, когда вы, вон, то в дерьмо, то в партию вступаете? Слово моё, сын, твердое, обманешь — не появляйся!