Утром в глаза будто песка насыпали. Так часто бывает, если не спать допоздна.
Заглядываю в телефон и пугаюсь всех этих незнакомцев, которые обсуждают меня, анализируют мое лицо, задают вопросы. Пугаюсь и еще чувствую… фальшь. Эти люди ничего не знают обо мне. Обо мне настоящей. Не знают, что больше всего я люблю жареный сыр, что ненавижу изюм, что во втором классе сломала себе запястье, что боюсь плавать в океане. Понятия не имею, как выразить это через фотографию, да и не хочу.
Я опускаю телефон, снова чувствуя зуд и беспокойство, и иду в ванную. Вожусь с волосами, корчу рожи, смотрю, как выглядит мое безумное лицо. Оливер прав, нос действительно морщится, когда я злюсь. Как я не заметила этого за все свои шестнадцать лет?
Оливер.
Мне очень не хватает наших разговоров. Не стоило так грубо отвечать ему прошлой ночью. Не его вина, что ситуация с моими родителями такая неловкая и странная. Хотя у него, кажется, не лучше. Я действительно много пропустила, пока болела и спала, и я все еще не знаю, где его отец. Если он у него есть. Кажется, на базе он упоминал, что живет с мамой, и ни разу не говорил об отце, как будто его у него нет и никогда не существовало.
Интересно, не хочет ли мой папа, чтобы меня никогда не существовало?
Возвращаюсь в постель и вижу, что Голди – а не мой отец – написала мне, что они в аэропорту и уже готовы ехать в больницу.
Ведь именно мачеха должна сообщать, что отец собирается навестить свою дочь на карантине!
Пишу Оливеру: «Извини. Тяжелая ночь».
На часах немногим больше восьми, и на другой стороне палаты тихо, но он отвечает: «Без проблем».
Размышляю, что бы ему написать, как: «Я тут, если захочешь поговорить».
Сердце слегка встрепенулось в груди. Вспоминаю, что хотела включить это в свое руководство для парней. «Убедись, что ты доступен для девушки, и она всегда может поговорить с тобой. Отнесись к этому серьезно».
Он что, отрабатывает на мне приемы из своего собственного руководства? «У него есть девушка», – напоминаю я себе.
Но быстро забываю об этом, поскольку вижу, как в коридоре одеваются папа и Голди. Оба кажутся напуганными. И в отличие от Келси, которая просто притворяется, они напуганными по-настоящему. Джои показывает, как надевать костюм химзащиты, а папа все не может попасть в рукав.
Он вытирает лоб, и я вижу, что там выступил пот.
Наконец, папа натягивает костюм, Голди надевает свой, оба следуют через шлюз за Джои и оказываются в моей палате.
– Флора! – восклицает папа. – Ее можно трогать? – спрашивает он Джои.
– Конечно, можно, – отрезаю я. – Зачем, по-твоему, вы надевали эти костюмы?