– Уходи, Федор.
– Ты все-таки тварь, Ло. Нарвешься на неприятности, я для тебя и пальцем не пошевельну.
– Знаю, вы все такие.
– Тварь, – угрюмо усмехается он и, засунув руки в карманы бушлата, уходит.
Соседи запирают двери на все засовы. Спектакль окончен. Человек, у которого едва не конфисковали бабу, сидит, запрокинув голову, у своей распахнутой квартиры и отрешенно глядит в потолок.
Я пытаюсь втащить Гробина внутрь, а он отталкивает меня, остается сидеть, уткнувшись невидящим взглядом в какую-то притягательную точку в пространстве. С головы капает кровь. Я ищу тряпку. Смачиваю тряпку под краном. Я вытираю лицо Гробина, а он все отпихивает мою руку и сквозь слезы шепчет:
– Я теперь все понимаю… Трахалась с ним за моей спиной, да?.. Ты мразь, Ло… законченная, кромешная мразь.
– Я знаю, Гробин. Все знаю.
Где-то на ночной улице Федька топит педаль газа – гонит так, будто бесы вожжей под хвост хлещут, чудом не задевает ни один фонарный столб. На пирсах, не вылезая из пикапа, смотрит на ночную колючую реку и утирает глаза рукавом бушлата. Успокоившись, едет на Морской проспект – к Мэй.
* * *
Утром Федька садится на край кровати и закуривает.
– Я виноват перед тобой, Мэй.
Китаянка скидывает с себя простыню, прижимается всем телом к его спине и обвивает его плечи руками.
– Если б не ты, я не была бы сейчас свободна. У меня не было бы булочной и фургона.
– Но был бы сын и… – Он косится на обрубок ее кисти и не договаривает.
– Да, сын был бы… – Мэй смотрит злыми прищуренными глазами в угол, на маленькую лежанку, она до сих пор эту лежанку так и не убрала. – Но это не ты виноват. Виноват он.
– Я вот чего не пойму, Мэй. Зачем ты каждый день его кормишь?
Она молчит. Берет у него оставшуюся половинку сигареты и докуривает. Лишь после этого отвечает:
– Когда-нибудь я подмешаю в хлеб крысиный яд и дам ему. Он пока живет и не знает, как умрет. А я знаю. Только одного не знаю – в какой именно день это случится. Я жду и растягиваю удовольствие.
Африканец задумчив. Он не знает, что на это сказать. И не находит ничего лучше, как натянуть джинсы.
Вдруг он замечает то, чего не мог заметить ночью, – уголок пакета с белым порошком предательски торчит из-под детской лежанки.
– Это что, Мэй? – хрипло спрашивает он.
Китаянка берет еще одну сигарету и закуривает с непроницаемым лицом. Федька раскидывает к чертям собачьим всю эту лежанку. А под ней – килограмма полтора героина в пакетах.
– Твою мать, Мэй! Ты что натворила? Давно тебя Аарон в оборот взял?
– Он сказал, ты отказался… а я вот согласилась, – с вызовом отвечает она.