Мы устали бродить и сидели под навесом на окраине пыльной деревни. Ждали, пока голенастая эфиопка сварит кофе на костре – на ее кухне не было электричества. Мелкие косички. Под майкой обвисшие груди – мокрые от пота, как перезрелые и раздавленные манго. Реставратор вытирал лоб носовым платком и все косился на нее. Эфиопка широко, зубасто улыбнулась. Реставратор испуганно нахмурился и отвел взгляд. Старик в ковбойской шляпе грыз мундштук, пересчитывал остаток наших денег и ругался: абиссинцы, проклятые и недоделанные, дерут быры даже за то, что их фотографируешь.
А напротив местный в растаманской шапке торговал масками из дерева. Разными: треугольными и овальными, ритуальными и карнавальными, масками человеко-зверей для охоты за нечистой силой, ярко раскрашенными и черными. Маски, уверял он, из Либерии и Кот-д’Ивуара, из Кении, Мали и Камеруна – со всего Черного континента.
– Нельзя слишком долго носить маску, – объяснял он. – Опасно. Застрянешь между двумя мирами. А когда маска треснет, ее нужно похоронить в земле, как мертвеца.
– А ты в это веришь? – спросила я его. Он пожал плечами:
– Я верю в Христа и во все остальное.
Уже было за полдень, а я все рисовала в блокноте маски и этого растамана, что жевал кат.
– Скоро автобус, Ло, – нетерпеливо произнес наш старик. Взял мой блокнот, полистал. Задумался. Это и был поворотный момент. Ему в голову пришла «офигенная» идея – очередная.
– Вот чего нам не хватало, деточка, – сказал он, тряся моим блокнотом. И мы забыли про автобус, про все на свете. Заночевали в этой дыре и всю ночь кричали, перебивали друг друга, азартно придумывали подробности биографии Умо. Только реставратор, весь истекающий потом, апатично обмахивался ковбойской шляпой нашего старика и уныло вставлял какое-нибудь охолаживающее наш пыл суждение. Это заставляло копать в нужном направлении и глубже.
Мансарды французских художников начала ХХ века были завалены фигурками из эбена и африканскими масками. Африканская маска повинна в возникновении кубизма. Говорят, когда Пикассо начинал писать «Авиньонских девиц», шлюх из борделя, он и не знал, как закончит картину. Это пришло вдруг – удар впечатления, трепет – геометрия африканской маски вместо лица.
Африканские маски породили и нашего Умо. Мы привезли его историю как алмаз, раскопанный в недрах Эфиопии. Нам пришло в голову еще кое-что – перед самым отъездом мы наняли переводчика и с его помощью уломали старика-эфиопа «повспоминать» Умо. Старик не сразу согласился, но мы прибавили сверху еще несколько быр – и он тотчас вспомнил: «Ага, этот тот самый, что повесился на дереве». Эфиоп рассказал, что слышал о человеке по кличке Умо. Тут многие его знали – он хорошо рисовал, вырезал фигурки из дерева, маски и расписывал их красками. Этот Умо ловко прыгал через быков – такая в его племени была традиция. А однажды едва не зарубил соплеменника тесаком из-за красивой девушки. А потом уехал куда