то чертом купил себе пушку. А январь был уж на носу, и Раджеш начал волноваться – ведь в квартале 20/20 у всех на подкорке давным
-давно отпечаталось: русских нельзя кидать, все знают, что русские делают с кидалами. Раджеш закрутился белкой в колесе и нашел человека, которому можно было бы пушку продать. Пран, покупатель, по уверениям Раджеша, уже два дня назад готов был заплатить. Но тут случилась какая
-то космических масштабов ерунда. Во все эти дела вмешался индусский бог Кама, возбудитель похоти: Раджеш поимел девушку из соседнего дома, сестру хмурого Санджи. После чего Санджи пришел и забрал пушку – в уплату за якобы девственность сестры.
– Якобы девственность? – уточняет Федор.
– Да… то есть нет! – вскидывается Раджеш. – Клянусь, не девственница!
– Уже не девственница или до того ею не была?
– Не была девственницей, когда я ей пихал. Клянусь, друг!
– Значит, просто пришел и забрал пушку? – смеется Федька, не веря своим ушам.
– Ты же видишь, друг, тут проходной двор, – печально качает головой Раджеш. – Дверь вообще не запирается. Всем все равно – Санджи пришел или сам Шива. А меня дома не было.
– На хрен ты эту пушку вообще покупал?
– Ничего не мог с собой поделать. Очень захотелось, друг.
Африканец встает со ступеньки и бросает Раджешу:
– Пошли!
– Куда? – испуганно спрашивает тот.
– К Санджи за пушкой.
Санджи – подавальщик в местной забегаловке, здесь же, на первом этаже грязно-рыжего дома на Зелейной. Они заходят в эту убогую сральню с низким потолком, пропитанную запахом карри, с мутными окнами, не мытыми с тех пор, как Брахма сотворил этот мир. Здесь шумные индусы сидят за исцарапанными столами, едят тхали, пальцами загребая с тарелок рис, и спорят на хинди – стол со столом крикливо переругивается. Выходит пузатый, с курчавыми волосами и двойным подбородком хозяин. Санджи? Сегодня нет его. Поехал на ту сторону, в бар к абхазу за ящиком текилы.
Они садятся в пикап и едут обратно, к пирсам. Дворники смахивают с ветрового стекла снежную пыль в усиленном режиме – метель все метет, и, похоже, не закончится, пока не погребет под снегом весь квартал, только шпили башен и просветы кровель будут проглядывать сквозь белые горы. На углу продуктовой лавки немолодая индуска, с головы до колен покрытая шалью из белой пашмины, под которой серый ватник, не решилась перейти дорогу. Остановилась на обочине, пропуская пикап. Глянула настороженно.
– Чего она в белом? – кивает на нее Федька.
– Сына убили. Вчера, когда вы с латиносами на пирсах махались. Ножом под ребро.
От взгляда этой индусской женщины вдруг родилось странное чувство. Такое брошенное, такое беззащитное существо – человек. Никому во всей большой вселенной дела нет до двуногой твари, никто