Похоже, мы оторвались от погони.
Я поглядел на луну, задумчиво окинул взглядом реку. Наконец заговорил:
— С пути-то мы, конечно, сбились. Но я понял, куда нам идти. Можно двинуть немного вдоль реки — нам вообще-то надо в другую сторону, но, кажись, отсюда до Шатучего моста недалеко. Переходим по нему реку, потом выбираемся на большую дорогу, и вот, глядишь, мы и дома.
— До Шатучего моста?
— Ну да.
— Как думаешь, мама с папой волнуются? — спросила Том.
— Ну а то, — сказал я. — Волнуются, зуб даю. Надеюсь, хоть белкам обрадуются.
— А с Тоби что делать?
— Там видно будет.
Дальше берег отлого опускался, и у самой кромки воды бежала тропинка.
— Смотри, нам главное Тоби дотащить, а уж потом довезти тачку. Давай ты её покатишь, а я возьмусь спереди и буду притормаживать, чтоб сверх меры не разгонялась.
Я осторожно взял Тоби на руки — тот тихонько взвыл, а Том во всю прыть толкнула тележку. Та накренилась, белки, дробовик и лопата вывалились за борт, шлёпнулись на землю и чуть было не улетели в воду.
— Том, дьявол тебя забери! — проворчал я.
— Ну извини, — ответила она. — Не удержала. А вот я маме нажалуюсь, что ты чертыхаешься!
— Настучишь — так я по шее тебе настучу. Да и потом, слышал я, ты и сама-то матюкаешься как сапожник.
Я передал Тоби сестре, нащупал под ногами твёрдую почву и принял собаку обратно.
Соскользнул по круче вниз и наткнулся на большущий дуб у самой воды. Здесь чапыжник разросся до берега, и его побеги оплетали дерево. Я протянул руку к стволу, чтобы удержать равновесие, — и тут же поспешно отдёрнул. Потому что рука нащупала не древесный ствол и даже не шиповник. Там было что-то мягкое.
Присмотрелся и вижу: среди колючек висит какой-то серый и бесформенный мешок. Луна в небе за рекой засияла ещё ярче и осветила лицо, вернее, то, что было когда-то лицом, а теперь больше напоминало праздничный фонарь из тыквы — круглое, раздутое, с тёмными провалами глазниц. С головы свешивался клок волос, будто обрывок чёрной овечьей шерсти, а распухшее и покорёженное тело было без одежды. Женское тело.
Игральные карты с голыми тётками мне уже видеть случалось — Джордж Стернинг показывал. У него вечно попадались какие-нибудь безделушки такого рода, потому как его отец работал бродячим торговцем и продавал не только нюхательный табак, но и вдобавок к нему так называемые мелкие розничные товары.
Только вот это было совсем не то же самое. Те картинки наполняли сердце волнением — непонятным, но в каком-то роде приятным и сладостным. Сейчас я тоже почувствовал волнение, но совсем другого рода, и сразу же смекнул, какого именно.