Я одна в зале в это время суток. Цежу пиво сквозь трубочку, будто насос — не останавливаясь. Не хочется пить — хочется напиться. Колокольчик над входной дверью звенит мимо моего сознания, мои глаза вперены в экран ТВ, там музыкальные клипы — темнокожие красотки на высоких каблуках, свет и краски чужой жизни. Мне нравится.
— Юлия? Боже, что с тобой? Ты знаешь, который час? Что с твоей одеждой?
Кто это говорит? Голос в моей голове? Схожу с ума? Пора бы.
— Ты в порядке?
Чувствую соприкосновение чьей-то холодной ладони со своим лбом.
— Да у тебя жар! Всё. Пойдём.
Уже в машине прихожу в себя. Рядом Лоренц, в его руке — большой стакан латте. В его машине чисто и пахнет ёлочкой. Он водружает картонную ёмкость с кофе в подстаканник и уже обеими руками трясёт меня за плечи.
— Очнись. Ты попала в аварию? На тебя напали? Ну не молчи же!
Мой взгляд сам нащупывают фокус — ярко-голубые глаза напрoтив собирают остатки внимания на себе, это не впервой.
— Ну что, что случилось? Скажи мне! Я врач, я помогу! Тебя изнасиловали?
— Со мной всё в порядке, — наконец прохрипываю я. — Доктор Лоренц, пожалуйста, отвезите меня домой.
Он не отпускает. Не хватается за руль, не спрашивает адреса. Он ничего не делает, лишь смотрит на меня, и смотрит, и смотрит… Он такой же, как и все. Все звери. Вдруг…
— Поплачь.
— Что? — переспрашиваю, хотя и поняла его с первого раза.
— Поплачь, станет легче.
Он притягивает меня к себе, позволяя моему сопливому носу зарыться в борты его пиджака. Я рыдаю дико, по-животному, пуская слюни на его одежду, а он лишь крепче прижимает мою голову к своей груди.
* * *
— Юля! Третий час! Мы не спим! Ты где загуляла?
Я не ожидала такой реакции. Значит, родители только и ждут, чтобы я «загуляла». Да, они не спят, но в их лицах нет ни тени упрёка, нет в них и тени недавнего беспокойства. Они хотят, чтобы я «загуляла». Это предательство, в какой-то степени.
— Всё нормально, в аварию попала, поскользнулась.
— Кошмар! Опять небось дорогу в неположенном месте переходила?
Ничего не отвечаю. Не из вредности, не со зла. Просто падаю с ног. Упала я уже в ванной, обтекаемая струями едва тёплой воды. Сколько грязи на мне. А сколько её во мне! Но я отмоюсь. Я стисну зубы и буду мстить за своё падение. Доктор Лоренц доказал, что я достойна жить, а я докажу, что Линдеманн — не достоин.
Одни калечат, другие исцеляют
Хочу в универ, хочу на тренировку, хочу гулять, хочу жить — это так странно. Не узнаю себя, наверное, всему виною грёбаная простуда, укравшая у меня жизнь на целую неделю. Неделя в постели, в бредовом полусне, в мучительных звенящих болях, отдающих в голове при каждом её повороте. В раздираемом горле, заложенном носе, удушливом кашле, ломящихся суставах и самом страшном — в чувстве собственной ниначтонегодности. Я редко болею. Боюсь болеть. Самое страшное, что может случиться с любым человеком — это состояние беспомощности. Беспомощные люди — всегда жертвы.