— И как потом ты выберешься из конюшни к воротам? Как откроешь ворота?
— Полагаю, мне понадобится быстрый конь.
Он посмотрел на меня так, словно я сошел с ума, затем рассмеялся.
— Ладно-ладно, законник, я отведу тебя на конюшню. Но сам уйду. Лошадь меня не любит.
— Возможно, она просто еще не познакомилась с тобой достаточно близко.
Уф не понял шутки и сказал:
— А теперь помолчи. Нужно провести тебя мимо первого стражника.
Он перекинул меня через плечо, поднялся по лестнице и стукнул в дверь шесть раз.
— Какого черта ты тут делаешь? — спросил стражник, открыв дверь и пропустив нас.
— Она, — ответил Уф, словно это все объясняло. Стражник не двинулся с места, и он добавил: — Этого к лошади. Сунут в клетку. Уже не выйдет.
— Мне таких приказов не давали, — осторожно сказал стражник.
Больше не говоря ни слова, Уф ударил его кулаком в лицо — стражник упал навзничь, стукнувшись головой о стену. Без сознания он сполз на землю.
— Говорил же, что приказ у меня на кулаке. Ну что, прочитал?
Уф спустил меня на землю, и мы прошли крадучись вдоль стены и добрались до конюшни. Там Уф сказал:
— А теперь прощай. Здесь распрощаемся. Ночью в конюшне никого нет, только сторож, который обходит двор. Он раз в час заглядывает внутрь. Я выйду через кухню. Больше не вернусь. И ты иди, умри с девчонкой и лошадью. Ты свободен. Выбирай сам.
— Спасибо.
Он покачал головой.
— Когда тебя привезли, я сказал, что убью тебя. А теперь ты сам убьешь себя. Разницы нет.
— Для меня есть.
Он согласно кивнул, развернулся и пошел обратно.
Я скользнул внутрь конюшни и увидел зверюгу в клетке, стоявшей посередине. Она все еще раздувала ноздри и перебирала копытами, но на решетку больше не бросалась. Я молча подошел ближе, понимая, что, несмотря на уверения Уфа, стражники могут появиться здесь в любой момент, хотя бы ради того, чтобы узнать, мертва ли девчонка или еще нет.
Лошадь всхрапнула и заржала, и мне стало не по себе.
— Фалькио? — прошептала Алина.
— Да, это я. Ты в порядке?
Она кивнула; я едва мог разглядеть ее в полумраке конюшни.
— Она не сильно кусалась, только двигаться мне не разрешает. Храпит, когда я пытаюсь встать.
— Понятно, — сказал я.
Я протянул руку сквозь решетку к лошадиной гриве.
— Привет, девочка, — ласково сказал я.
Лошадь куснула меня и лягнула задними копытами решетку.
Боль привела меня в чувство.
— Дан’ха ват фаллату, — сказал я. — Я из твоего табуна, чертяка. Больше не кусайся.
Лошадь снова всхрапнула.
— Злится, — сказала Алина.
— Знаю.
— Она злится, но, думаю, все понимает. Когда я разговариваю с ней, лошадь меня понимает. Если я говорю, что не буду вставать, она оставляет меня в покое. А если говорю, что хочу подвинуться, лошадь начинает сердиться. Думаю, она все понимает, Фалькио, и ужасно злится.