– Месье?..
– Сеньор! – подхватил Кориолан, вставая во весь свой без малого двухметровый рост, словно специально демонстрируя роскошный траурный костюм, который я только сейчас на нем заметил. На свою свадьбу я действительно подарил ему черную тройку, которую, не считая сегодняшнего случая, он надевал еще только дважды: на похороны хозяина скобяной лавки и на какую-то странную церемонию в Школе Изящных Искусств. По-моему, он производил очень хорошее впечатление даже и на моего тестя, отвесившего ему довольно-таки почтительный поклон.
– Месье Шатель и сеньор Лателло! – сказал я, удваивая "л" и ставя ударение на "о" в фамилии Латло, где все, от отца до сына, работали грузчиками при переездах с квартиры на квартиру в XIV округе. – Месье Шатель – отец моей жены, – уточнил я для Кориолана, – а месье Лателло – полномочный представитель фирмы «Грамофоно» в Мадриде – уступка авторских прав на мою песню.
– Месье! – произнес мой тесть, и взгляд его вспыхнул при мысли о грядущей сделке.
– Сеньор! – отозвался Кориолан, сделав шаг вперед, но тесть не отступил, и я восхитился храбростью, которая скрывалась за его грубой оболочкой.
Я немного тревожился, как бы он не распознал в Кориолане грустного пьяницу, любителя горничных, который чуть было не расстроил свадьбу его дочери; но тогда он лишь мельком видел в темноте какого-то типа «под мухой», развалившегося на кушетке, со всклокоченными волосами, с помятым, лыбящимся лицом, не имеющего ничего общего с испанским джентльменом, сидящим на диване в квартире на бульваре Распай.
– El padre de la senora Laurens? <Отец сеньоры Лауренс? (исп.)> Обеими руками Кориолан вцепился в руку моего тестя.
– Да, – пробормотал несчастный, – да! Yo soy... I am... я el padre... моей дочери! You <Я... я... отец... Вы... (исп., англ.)> ...Вы с ней знакомы?
– Si, si, la conozco! Ah, bueno! Aqui es el padre у aqui es el marido! Bueno! <Да, да, я с ней знаком! Хорошо! Здесь отец, здесь и муж! Хорошо! (исп.)>? – (Этот идиот с восхищенным видом обнял нас за плечи и так прижал к своим бокам, что нам пришлось самоотверженно сопротивляться, чтобы не столкнуться носами над его манишкой.) – Povres bougros! – опять воскликнул Кориолан и зачастил:
– Si, si, si! La conozco! La conozco! <Бедняги! Да, да, да! С ней знаком! Знаком! (исп.)>? – Тесть отпустил нас, впрочем, так хлопнув каждого, что нас зашатало.
– Очень жаль, – сказал тесть, слегка ободрившись и машинально отряхиваясь, – очень жаль, что я не говорю по-испански! No hablo! <Не говорю! (исп.)>И как многие невежды, он в то же время самодовольно и заговорщически улыбнулся Кориолану, словно незнание испанского придавало ему в глазах собеседника неизъяснимый и наивный шарм.