— Не тот ли старик идет, которого ты видел? — спросил у Данилова. Николай кивнул.
Бронепоезд двигался медленно. Ребята не спускали с него настороженных глаз. И вдруг — взрыв, стальная махина вздрогнула, немного проползла по насыпи и остановилась. Послышалась очередь из пулемета, ударил залп из пушек. Третья изба с краю деревни, куда направлялся старик, сперва окуталась дымом, а потом по крыше ее поползли огненные языки.
— Неужели они не знают, что в Слободе их войска? — повернулся Володя к Николаю.
— Почему, знают. Наверное, немцы заметили человека около насыпи, а после взрыва увидели, как он побежал, и ударили по нему и по дому, к которому он направлялся.
— А если в том доме были немцы?
— Бронепоезд из фронтовых частей, а фронтовики никогда не считаются с тыловиками. Могут такое нарочно сделать: мол, давайте и их погоняем, сидят и не видят, что творится у них под носом. Разрешите на минутку бинокль.
— Держи.
Данилов посмотрел в бинокль.
— Разозлились, как черти, вот и бьют куда попало,— усмехнулся он.— Столовая уже горит... И хлев в соседнем дворе... А возле пожаров ни души... Сгорит деревня, слишком близко стоят избы.
— Не пойдем же мы тушить,— пожал плечами Бойкач.— Хотя и немного, но бронепоезд поврежден, вот и злятся: вспомогательному поезду к нему теперь не подойти.
— Легче проложить дорогу от Шатилок, чем восстановить взорванный нами мост,— заметил Гриша.
— На этом участке вдоль насыпи сплошной лес,— сказал Володя,—представляешь, сколько понадобится войск? Ну, ладно, пора. Поставим мины и в лагерь.
Бросив последний взгляд на бронепоезд, хлопцы тронулись в дуть. Жалко было деревню, где пламя ползло из одного двора в другой, охватывая крыши крестьянских изб, но ничем не поможешь...
Во второй половине сорок третьего года гитлеровцы были особенно злы. Они не могли примириться с тем, что им, которые в течение стольких лет чувствовали себя лучшими воинами в мире, теперь приходится отступать и на каждом шагу терпеть поражение. Вот и старались все уничтожить на лути отступления. Даже железную дорогу, по которой уже не придется ездить. На многих участках фашисты пускали два сцепленных паровоза, которые тащили за собой крюк, взламывающий шпалы. Но не только советских людей и их труд уничтожали фашистские варвары, а и природные богатства. До какой же дикости может дойти человек, если ему упорно внушают, что он, именно он превыше всех людей на земном шаре, он — сверхчеловек!
Вот и сейчас двуногие звери, на груди у которых тускло блестят железные и рыцарские кресты, жгут беззащитную белорусскую деревню. Матери с детьми на руках выскочили из едкого дыма, жмутся к кустам, голосят. Как они будут жить, чем кормить детей? Но это не волнует гитлеровцев. Они охотно избавят женщин и детей от мучений, но только пулей. Разве не находили партизаны на пепелищах детские трупы в собачьих норах, под развалинами печей, а в одной сожженной приберезинской деревне голову мальчика в чугуне? Нет, фашистских извергов не тревожит жизнь нашего ребенка, потому что жить на земле дозволено только им!