— Наверное, когда не жалеешь себя, не жалеешь никого.
— Разве? Иной раз не жалеешь себя ради другого человека. Если, конечно, человек этого достоин...
— Валя сейчас у твоей матери?
— Ранена. Здесь ее нет.
— Вот почему ты ко мне зашел... Валю жалеешь, а берешь с собой на операции...
— А тебе ее не жалко?
— Я ее ненавижу так же, как она меня!
— Из-за Копыцкого?
— Нужен был он ей, как же! Из-за... — Зина осеклась, прикусила губу. И спросила, чтобы только не молчать: — Тяжело ее ранило?
— Легко, в ногу.
— Смотри, еще и убьют.
— Нет, я не позволю ей больше участвовать в трудных и сложных операциях.
— Только сам будешь воевать? Смотри, сбережешь ее для кого-нибудь другого...
— Знать, судьба моя такая: беречь девчат для других.
— Если б тебя не ранили, и со мной такого не случилось бы.
— Ты уверена? А я не верю. Пожалуй, лучше, что меня в то время тут не было. Взял бы меня Копыцкий с собой на задание да и пристрелил бы в спину.
— Возможно. Не встань ты между ними, он бы и Валю прибрал к рукам.
— Я между ними не становился.
— Пускай так, но Валя всей душой тянулась к тебе.
— Не замечал.
— А я замечала и знала.
— Ты что, устраиваешь допрос? Меня, например, не интересует, как ты любила Копыцкого!
Жесткая эта фраза, как меткая пуля, попала в цель. Зина зарылась лицом в подушку и разрыдалась. Не потому, что Володя так равнодушен и холоден к ней: после всего, что произошло, иначе и не могло быть. Но откровенный, без недомолвок разговор с парнем разбудил в ней все, пережитое за последние два гоца. Будто издалека, из-за глухой стены доносились слова Володи о том, что скоро придут наши и жизнь пойдет по-другому. Что ей, недавней партизанке, нечего стыдиться... И не ее вина, что поддалась обману негодяя... Все это останется в прошлом и забудется.
— Нет, нет,— простонала сквозь слезы Зина.— Знал бы ты, как мне тяжело, я не хочу жить, не хочу...
Так и ушел, не сумев успокоить ее. «Хорошо, что не догадывается, кто убил Копыцкого, иначе встреча была бы совсем другой»,— подумал он. И мысленно выругал себя за то, что зашел к Зине: не нужно было ворошить чувства молодой женщины, когда она в таком положении.
Мать сразу почувствовала, что сын вернулся в плохом настроении.
— Жалеешь Зину? — спросила она.
— Тяжело ей.
— Но нельзя же возвращаться из чувства жалости, сынок!
— Ни о каком возвращении я не думал и думать не собираюсь. Меня любит Валя, а я ее.
— Вот и держитесь друг друга. А к женщине ходить... — мать поморщилась и как бы для самой себя добавила: — Тронутая земля дождя требует.
Володя не понял этих слов.