Русская колония в Атланте отметила Рождество весело, несмотря на войну, даже с размахом, — знай мол наших! Отстояли службы в двух церквях, старообрядческой и «никонианской» и засим уселись за огромный стол, буквой Ш выставленный в большой танцевальной зале особняка, выкупленного Российско-Американской Компанией под представительство в Конфедеративных Штатах Америки.
Наместник заокеанских губерний Российской империи Сергей Вениаминович Образцов, прибывший в Атланту для переговоров с президентом КША, пригласил на «русские вечера», высшее руководство Конфедерации, дабы в спокойной, неформальной обстановке, поглощая деликатесы (вкус которых большинство конфедератов успели подзабыть, скажем прямо) подтвердить и по возможности укрепить «братство по оружию».
Новости наместнику, по первой «профессии» офицеру-разведчику, поступали тревожные. Юг, несмотря на победы Ли и Борегара, понёс страшные потери, в некоторых округах и графствах юношей «жениховского» возраста попросту не осталось — эскадроны и роты, составленные из земляков, артиллерия северян «выкашивала» до последнего человека. Запоздалые попытки воинских начальников как-то «разделить-раздробить» по разным полкам и родам войск уроженцев одной местности, направив кого в кавалерию, кого в пехоту, а самых грамотных в сапёры и артиллерию, успехом не увенчались. Вместе с товарищами по детским играм хотели победить либо погибнуть молодые патриоты Юга.
Верхушку КША, желающую наладить неформальные контакты с Вашингтоном в деле подписания мирного договора изрядно «подвёл» Шерман. Генерал, потерпев обидное поражение от меньшей по силам неприятельской армии и попав в плен, тяжело переживал разгром своей Теннессийской Армии. Потому на предложение от Пьера Борегара, отправиться в Вашингтон и дать толчок к переговорам «двух Америк» о скорейшем заключении мира, пленник отреагировал крайне нервно и негативно.
Шерман, понимая, что по возвращении к «своим», быть ему у юнионистов крайним, «козлом отпущения», «могильщиком армии», отказался покидать домик в Нэшвилле, где проживал под символической охраной. Мало того, генерал громогласно, да так, что газетчики, шныряющие рядом с квартирой «поверженного титана», не оплошали, записали всё до буквы, изматерил «запросивших миру дикси» и выразил уверенность в грядущей победе Союза, несмотря на временные неудачи. «Мира просит слабейший, и это не Север», — так Шерман, судя по всему изрядно подвыпивший, начал свою мгновенно ставшую знаменитой речь, перед собранными по его просьбе журналистами…