Справедливости ради следует заметить, что наконец (О, торжество революции!) в деревне наступило равенство.
Разного цвета хлеб должны были есть все колхозники. Если же кто и ухитрялся достать больше других зерна и на сделанной самим мельничке намолоть к празднику немного муки — чистый хлеб нужно было есть скрыто от чужих глаз. Тайну труднее было хранить тем, кто имел семью. Детвора — народ откровенный. Проболтаются своим приятелям, подругам и тогда…
Одно лето в нашей деревне смертность от голода была настолько высокой, что власти забеспокоились. Приезжала комиссия с «органами», конечно. Первым делом произвели тщательный обыск по всей деревне. Три дня искали, а потом нашли у одного колхозника в пчелином улье пуд пшеницы. Его осудили на десять лет!.. А то, как же?.. Это «из-за него» колхозники голодали. Это он должен был совершить чудо, накормив своих односельчан хлебом, приготовленным из пуда пшеницы, да так, чтобы собранных остатков хватило до конца колхозной системы.
Никогда, даже в средневековье, даже во время монгольского ига, еще не было подобного издевательства над народом.
Даже за сбор колосьев на убранном поле (а не за стрижку, Боже упаси!) люди получали по два года лагерей.
За взятие небольшого количества намолоченного зерна — десять лет.
Ежегодно колхозник обязан был сдавать государству шестьдесят шесть килограммов мяса, определенное количество литров молока, яиц, овечьей шерсти, независимо от того, имел ли он животных и птицу или нет.
В древнем Египте плененным евреям фараон приказал петь во время работы, на что старший из племени смело ответил:
— Работать будем, петь не будем.
Сталинские фараоны более дикими методами заставили голодных колхозников работать и петь, прославляя «любимую» партию и её «вождя».
Как будто огромный круг в развитии человеческого общества, начинавший с гомо-сапиенс, замыкался им же.
Выползшее из недр земли на арену власти красное чудовище не имело ничего человеческого.
Неудивительно, что люди ждали избавления. Они его видели только в ВОЙНЕ. Её ждали миллионы заключенных, замученные беспросветной кабалой колхозники, чудомвыжившие кое-кто из раскулаченных. Ждали её многие и в городах. О войне говорили в семье в отсутствие детей, воспитанных в школах на примере Павлика Морозова, в узком кругу друзей. И если кто-нибудь замечал в раздумье, что противник может захватить страну, — ему дружно отвечали:
— Все равно!.. Хуже не будет!
Но война пришла не такой, как представляли её люди в своих мечтах. Немецкие самолеты засыпали бомбами жилые кварталы, госпитали; из пулеметов обстреливали колонны беженцев или давили людей танками. Немцы морили миллионы военнопленных, не желавших воевать за Сталина, пристреливали раненых, отстающих, или убивали людей просто так, для потехи. Во многих городах на площадях «освободители» устанавливали виселицы (В Бобруйске трупы повешенных на базарной площади болтались в петлях целую неделю).