Но мне от этого не намного легче, потому что все эти, пусть даже мизерные по сравнению с ганзейскими, потери все равно ложатся тяжким грузом на сердце. Именно я повел ратников в бой, мне они доверили свои жизни, но уберечь их я так и не смог.
Хотя все это – лишняя хрень, которую надо гнать из головы. Любое сражение, пусть даже победное, – это прежде всего торжество костлявой старухи с косой. Так было и так будет всегда. И никто не в силах это изменить.
Я взглянул на начинающее темнеть небо, поручил Буяна ратникам и пошел к своим. Битва закончилась уже к вечеру, пока собрали своих мертвых и трофеи, начало уже смеркаться. Поэтому решил дать отдохнуть людям, а домой отправляться только поутру. Но приказал перебазироваться на полверсты в сторону, чтобы не мешать зверью пировать.
Неожиданно со стороны импровизированного лазарета донесся сильный шум.
– Ишь что удумал, поганый латинянин!.. – заглушая стоны раненых, гневно вопил чей-то высокий, совсем молодой голос. – Слышь, не замай!..
На подстилке из лапника в рядок лежали раненые, а одного из них, стоя рядом на коленях и тыкая в сторону Августа с монахами фальчионом, закрывал своим телом кто-то из латников Хансенса.
– В чем дело? – спокойно поинтересовался я, хотя сам уже все понял.
Чего тут непонятного? С тяжелоранеными – теми, кто уже не жилец, в наше время лекари поступают очень просто: безболезненно отправляют на тот свет. Но подобное, не всегда находит отклик у товарищей или родственников раненых, особенно у молодых рекрутов. Вот и здесь, похоже, тот же случай.
– Княже! – Латник обернулся и, не вставая, несколько раз поклонился мне. – Ивашка я, Трофимов сын. Милости прошу, княже! Петюньку забить хотят проклятущие, как же это так?
– Сир… – принялся объясняться Август.
– Пока помолчи. – Я присел рядом с латником. – А ты – говори.
– Княже! – продолжал надрываться тот. – Как же так, ить живой он еще?! Как можно?..
Я приподнял край попоны поверх раненого. Низ его живота был прикрыт окровавленными тряпками, а сам он находился в беспамятстве, но даже в бессознательном состоянии скрежетал зубами и стонал от боли. Н-да… все ясно. Проникающее в брюшину, скорее всего, поврежден мочевой пузырь. Шансов – нет.
Но для проформы поинтересовался у лекаря:
– Что с ним?
– Копейный удар в пах… – тихо ответил медикус. – Все разорвано внутри. Я приглушил боль настоем мака, но шансов никаких. А оказать милосердие не дает этот…
– Свободен, сам разберусь. – Я жестом отправил его и обернулся к латнику: – Кто он тебе?
– Дык погодок, вместе с малолетства! – обрадованно зачастил Иван. – Как брат мне. Всегда вместе, и к тебе на службу тож вместе записались. Как же можно, княже, живого еще человека забить? А сражался он хоробро, аки волк, вот правду молвлю. Оборони его, окажи милость…