И быстро стрельнул взглядом на княжича, приказывая не буянить. Тот все понял верно и смиренно сказал отцу:
– Не гневайся государь. Как не верить тебе? А с гречанкой надобно решать. Не угомонится никак.
– Решим с сукой… – отмякнув лицом, пообещал Иван. – Ладно, по последней – и хватит с хмельным. Дел накопилась прорва. А пожалуй, соберу-ка я думу. Заодно и отвлечемся от дурных мыслей. Но пока о случившемся никому. Дело семейное, в семье и останется. Поняли?
Пока суд да дело, мы еще немного выпили, после чего я испросил разрешения перевезти Феодору ко мне домой. Иван Молодой не возражал, но его отец, великий князь, встал было на дыбы, даже успел обвинить меня в недоверии. Правда, быстро угомонился, когда Август категорически заявил, что полного излечения он сможет добиться только при нахождении ее у нас. Племяша Федора нам не отдали, оставили в дворце, под присмотром княжича и его личных дружинников.
Феодору скрытно переправили в закрытом возке и поместили в отдельных покоях, с доступом туда только для меня, Августа и Лизетт, которая так и не покинула свою госпожу и уже полностью обрусела, даже выучилась болтать на русском, как на своем родном. А местному персоналу запретил и близко подходить.
Когда вся суета закончилась, я присел рядом с Феодорой на краешек кровати.
– Ну ничего, Федюнюшка, не кручинься, воробушек. Переживем и это…
– Никуда не денемся, тятенька… – Федька скривилась и быстро села, ловко подбив подушку себе под спину.
– Куда… а ну ляг назад… – Я слегка подохренел от такой-то метаморфозы. Еще мгновение назад умирала, разговаривать напрочь отказывалась, только страдальчески хрипела, а тут…
– Есть хочу! – хищно заявила Федька, пропустив мои увещевания мимо ушей. – Бульончика из рябчиков крепкого да расстегайчиков горячих, чтоб жаром пыхали, тока из печи. И солодкого! Печенья в меду али еще чего подобного. О! Пусть Себастьянка миндальных пирожных сотворит немедля!
– Это что за нахрен?.. – Я растерянно оглянулся на Августа и Лизетт.
Камеристка и лекарь немедленно состроили виноватые рожи и быстренько отступили к двери.
И вот тут до меня наконец дошел смысл происходящего.
– Ах вы лиходеи… Да я вас, поганцев, поголовно перепорю, невзирая на лица…
– Тише, тише, тятя… – Феодора ухватила меня за руку. – Невиноватые они…
– Так тебя не травили, выходит?
– Травили… – мрачно кивнула дочь. – Еще как. Только я дура, что ли, взаправду травиться? Давно подозревала змею ту мелкую. То она как гадюка шипела, а тут вдруг дружиться наладилась, хоть в уста целуй. И глаза у ней бегали, когда питье принесла. Ну я того порошка, что мне Август оставил, сыпанула в кувшин, а как осадок белый выпал, сразу поняла, что отрава. Ну и пришлось изображать…