– Что случилось? – крикнул Клем.
– Возможно, это живой камень. Он упал на вас дважды, – пояснила Инти.
Она подняла камень на свет.
– Откуда вы знаете?
– Они очень белые. Да, отнеси его отцу Рафаэлю, – добавила она девочке. Остальные дети бросились за ней, словно маленький камень был самой потрясающей находкой за год.
– Вот видишь? – сказал мне Клем.
Легкая дрожь, на которую я до этого не обращал внимания и из-за которой упал белый камень, превратилась в грохот настоящего землетрясения где-то в горе. Она издавала своеобразное механическое урчание. Камни покатились по склону горы, и снежная пелена поползла вниз, обрушившись на реку. Несколько человек поклонились вершине горы и перекрестились.
– Неудивительно, что они считают ее живой, – заметил я.
Лопата Клема зазвенела.
– Стекло, – заявил он. – Не думаю, что на нем можно было построить многое. Здесь ничего нет, разве что останки растений, никаких признаков поселения. Позор. Я хотел найти дикарей, живших здесь до инков. Сложно отделить выдумки от правды. Лучше бы они придерживались фактов. И все же это интересно – неожиданно добавил Клем, нахмурившись. – Маркайюк… меняют историю места, за которым они следят.
– Разве? – сказал я. Я очень замерз.
– Да. Только подумай об этом. Все местные соглашаются с Инти. Эта земля была завоевана, хотя с археологической точки зрения это не так. Человек, который сделал это, находится здесь. Люди думают, что он окаменел, чтобы увековечить то событие. Статуи – маленькие очаги местной истории, но история не верна. Поэтому, когда кто-то создает маркайюк, твоя история меняется. Место становится более важным. Здесь произошли знаменательные события. Даже если это… не так. Маркайюк – желанная штука отчасти потому, что она означает, что ты причастен к великому прошлому. История здесь пластична.
– Или если ты живешь в глуши, где нет ничего, кроме ананасов. «Пришел, увидел, победил» – гораздо более интересная история для твоих детей, чем «Пришел, подумал, что сойдет, обосновался», – добавил я. – Пойдем в церковь?
– Нет, ты должен нарисовать для меня дендроглифы, пока не стемнело.
– Клем, я замерзну до смерти, – запротестовал я. Я не рассказал ему, что произошло со мной, когда я решил срисовать резьбу с деревьев, растущих на границе. Хватит того, что я обидел Рафаэля. Вряд ли я выдержал бы ощущение большей беспомощности.
– Не говори чепухи. Это займет не больше получаса, – возразил Клем. – К тому же ты столкнул меня в реку, а затем заставил идти в Асангаро в одиночку. Считай это своим наказанием.
Я промолчал. Спорить не было сил. Как только мы выбрались из ямы, и я направился в сторону границы, я остановился, когда понял, что Клем не идет.