– Не тогда, когда людей убивают из-за стеклянного пузырька, полного черной...
Ава взглянула на нее:
– Пыли? – спросила она.
Мария странно на нее посмотрела.
Ава вытащила что-то из кармана и протянула ей:
– Такого? – это был еще один маленький пузырек, наполовину наполненный сверкающим черным песком.
– Где ты это взяла? – спросил Коулсон, пока Мария рассматривала пузырек.
– У человека, который прыгнул под поезд, – сказала Ава. Боль была такой сильной, что ей пришлось укусить себя за внутреннюю поверхность щеки, чтобы сфокусироваться на разговоре с агентами.
«Сестра...»
– Что? Почему? – спросил Коулсон.
– Почему он прыгнул? Ему приказал парень, который толкал эту дрянь, – Ава сунула пузырек в руку Марии. – Это гораздо хуже, чем вы можете себе представить. Речь о том же наркотике, что мы нашли в амазонском лагере.
– Как такое возможно? – Коулсон взял у Марии склянку, чтобы рассмотреть внимательнее.
Ава помотала головой. Пятна мелькали перед глазами как солнечные зайчики, хотя окон поблизости не было.
«Дерьмо».
– Я не знаю. Я бы не поверила, если бы не увидела все своими глазами. Спросите остальных. Они ждут в холле.
– Остальные? – спросила Мария. – Другие... дети?
– В этом зале? – спросил Коулсон. – То есть здесь?
«В защищенном зале? На секретной военной базе?» – он мог этого не говорить. Аве было все равно, у нее были свои большие проблемы. Комната кружилась перед глазами, и она поспешила выдавить слова:
– Сана и Данте. Я привела их с собой. Нарушила протокол, знаю. Вы взбеситесь, – она покачала головой. – Но у меня нет времени говорить об этом. Мне нужно идти.
Она дошла только до двери.
В тот момент, когда Ава коснулась гладкой стальной ручки, ее глаза невольно закрылись, а голову наполнили огонь и дым, сирены и крики. Ава услышала голос, очень тихий, словно доносящийся издалека.
«Ава... Я тебя чувствую, но не слышу...
Если ты в безопасности, оставайся на месте, они уже здесь».
Глаза Авы распахнулись. Она открыла рот, и из него вырвался поток голубого света. Она раскинула руки, и голубые лучи потекли с кончиков пальцев, касаясь пола под ногами и потолка над ее головой, расходясь в разные стороны, подобно ветвям или дендритам нейрона.
Искры рассеялись, когда она с огромным трудом выговорила два слова:
– Наташа. Сейчас.
Затем глаза Авы закатились, и в комнате стемнело.
Она очнулась, лежа на печально известной каталке для трупов (алюминий и холст – «как будто так удобнее») в лазарете.
Голова болела у основания черепа, словно там сверлили. Ава повернула ее, пытаясь усмирить боль.
Алексей сидел на кресле рядом с ней, опустив голову на руки.