Я приподнялась. Мне очень хотелось сменить тему.
— С ящичком ты вчера переусердствовал…
— Знаю. Неловкий увалень! — Он прикрыл глаза рукой.
— Да ладно, это выглядело очень эротично.
— Ага, как и с пуговицами на твоей блузке, которые мне теперь придется собирать, чтобы ты могла их пришить.
— Я? Ни за что. Сам будешь пришивать.
Мы дружно расхохотались.
— В душе тоже получилось недурно. — Он принялся рисовать пальцем круги вокруг моего пупка.
— Да?
— Можем повторить сейчас, если не возражаешь.
Мы опять поцеловались. Всякий раз, когда мы это делали, у меня в животе все трепетало.
— Слушай, наверное, у тебя были какие-то планы сегодня, — спохватилась я.
— Я собирался пойти в спортзал, но знаешь, мне кажется, что ночью я поупражнялся за двоих. У меня нет сил. — Он с улыбкой покосился на меня.
— Вот видишь? Мне следует оставить тебя в одиночестве, чтобы ты отдохнул. — Я предприняла новую попытку встать.
Он схватил меня за пояс и, развернув, посадил на себя.
— Я думал совсем не об отдыхе.
— О! — только и смогла выговорить я.
Я устроилась на нем верхом, а он потянулся за презервативом, лежавшим на тумбочке.
— Ты уже готова?
— Я всегда готова, — рассмеялась я.
Мы содрали с себя нижнее белье, Виктор раскатал презерватив на своем эрегированном члене, и я сама направила его в себя. Мы застонали в унисон, и на губах Виктора обозначилась улыбка, от которой у меня мурашки побежали по коже, а соски напряглись.
40. Ох, какая же я доверчивая дурочка
В обеденный час мы сидели в крошечном итальянском ресторане всего на четыре столика. Запах горячей пищи туманил рассудок, и я почти не обращала на Виктора внимания, пока мне не принесли заказанное блюдо. Кстати, игнорировать его было нелегко, поскольку он надел джинсы с прорехами, черную футболку и очки в роговой оправе, превращавшие его в оружие массового поражения. Но дело в том, что я так давно не занималась сексом трижды за ночь (следует добавить еще утреннюю разминку и развлечение в душе — насчет последнего я не уверена, что это было такое, но я все-таки кончила), что забыла, какой зверский голод меня обычно терзает после. Желудок бунтовал, издавая оглушительное урчание. На стол перед нами поставили тарелки, и Виктор, умирая от смеха, смотрел, как я набросилась на еду.
— Что такое? — спросила я с полным ртом.
— Проголодалась, да?
Я смущенно рассмеялась, оглянулась по сторонам и вытерла губы салфеткой. Он продолжал есть, сдерживая улыбку.
— Ох, как неудобно, — хихикнула я. — Но мне жутко хочется есть после ночных упражнений.
— И утренних тоже, — подмигнул он.