К чести русского общества, известие о награждении Грейга было встречено крайне неодобрительно. Его супружницу в обществе откровенно бойкотировали, не приглашая супругов на балы и в великосветские салоны. Сам Грейг (бо́льшую часть времени проводивший в своем имении в Ораниенбауме) на это особенно не обращал внимания, а вот супружница откровенно злилась и в отместку закатывала свои роскошные балы – но являлись на них лишь не особенно крупные купцы и предприниматели да модные (именно не крупные, а модные) художники и музыканты – ну, богема всегда пользовалась возможностью выпить на халяву.
Правда, в 1835 году Николай послал Грейгу своеобразный сигнал – Грейг не получил знака «50 лет беспорочной службы». Нам это может показаться и пустячком, но в те времена этот знак высоко ценился среди высших чиновников и считался знаком отличия, не уступающим иному высокому ордену.
Сигнала Грейг определенно не понял: потому что через два года неожиданно встрепенулся, да что там, пришел в несвойственное его преклонным годам бурное оживление. Тогда как раз готовили денежную реформу, призванную поправить архаичную к тому времени и несовершенную систему денежного обращения.
Считая себя, должно быть, большим специалистом по финансовым делам – как-никак банком руководил! – Грейг принялся буквально засыпать императора письмами и прожектами. «Кричал он, мол, знает что как». Всячески критикуя ставший широко известным проект реформы, Грейг предлагал свой, по его заверениям, гораздо более лучший и полезный для страны. При одном непременном условии: он сам должен стать членом комитета по денежной реформе – только в этом случае, мол, что-то толковое получится.
(Лично я не сомневаюсь, что за его спиной уже потирала ручонки в предвкушении крупной выгоды теплая компания прежних подельщиков, быстро усмотревших хорошую возможность набить карманы казенными денежками. Иначе зачем Грейгу было на старости лет лезть в дела денежной реформы?)
Император на письма Грейга просто не отвечал – а министр финансов граф Канкрин, умный человек, талант в своей области, прекрасно знал цену Грейгу и к участию в реформе не допустил ни в каком качестве, не говоря уж о том, чтобы всерьез рассматривать грейговские прожекты. (Кстати, проведенная Канкрином реформа оказалась весьма успешной.)
И остались лишь насмешливые слова кого-то из придворных шутников о поведении Грейга в Государственном совете: «Грейг постоянно дремал и иногда предавался даже глубокому сну»…
Впрочем, если в очередной раз вернуться к исторической точности… Безусловно, не стоит изображать Грейга исключительно черной краской. Кое-какие вполне достойные свершения за ним все же числятся. В молодости он был неплохим флотским офицером, участвовал не просто в морских походах, но и в нескольких сражениях (как и Критский, кстати). Некоторые считают, что штабную службу в ее современном понимании в военном флоте ввел именно Грейг. В свое время он приложил и немало усилий к развитию гидрографической службы. Уже в отставке, увлекшись астрономией, стал основателем Пулковской обсерватории.