Поезд прошел, шлагбаум поднялся, и Бэка въехала на пути, посмотрев в обе стороны. Благополучно оказавшись на другой стороне, она набрала скорость.
А секунду спустя из темноты, вихляя на дороге, выскочил пикап с выключенными фарами. За рулем сидел некто Эрл Фалмер, местный водопроводчик, возвращавшийся из дома приятеля, где он играл в покер. В его венах было больше алкоголя, чем крови. Пикап врезался в «БМВ» лоб в лоб на скорости, как рассчитала полиция, за сотню километров в час. Выживших не осталось.
Будучи врачом, Кэтрин знала, что муж и дочь умерли быстро и, несмотря на ужасные травмы, не страдали. А если и страдали, то недолго. Но понимая это умом, она воображала их восприятие аварии совсем по-другому. Известно, что в состоянии сильного стресса человеческие ощущения обостряются: отсюда и распространенное поверье, что вся жизнь пролетает перед глазами. Кэтрин представляла аварию в мучительно замедленном движении, в те минуты, когда сознание Маршалла и Бэки еще не отключилось. Если это было так, как она представляла, каждая рана появлялась на их телах целую вечность. Агония была нескончаемой. Кэтрин осознавала, что глупо представлять себе подобное, тем более наукой это не доказано, но в душе верила, что все обстоит именно так. В итоге она оплакивала не только потерю любимых, но и невообразимые страдания, которые им довелось перенести перед тем, как наконец-то наступила смерть.
Кэтрин последний раз взглянула на фотографию Бэки, провела кончиком указательного пальца по волосам дочери и почувствовала лишь холодное стекло. Потом поставила рамку обратно на полку и вышла из комнаты, выключив свет. Она миновала кухню, позабыв о кофе, открыла дверь в подвал и спустилась по ступеням.
В первые дни после аварии Кэтрин жалела, что не поехала тогда вместе с Маршаллом и Бэкой. Что не погибла вместе с ними. Но это было до того утра, как к ней в кабинет зашел Конрад Диппель – не в качестве пациента, а – как он выразился – в качестве потенциального коллеги. Он сказал, что прочитал о ее «прискорбной потере» в «Листовке» и что у него есть то, что может стать облегчением ее «глубочайшего душевного страдания». Поначалу Кэтрин чуть не вышибла его из кабинета, но было что-то такое в его голосе – непоколебимая уверенность, заставившая ее выслушать то, что он собирается сказать, несмотря на безумие, которым от этого всего попахивало. Конрад смог убедить ее не только словами. Он принес портфель с результатами сотен экспериментов. Информация интриговала, но куда больше ошеломила демонстрация, которую он позже провел во временной лаборатории, обустроенной на заброшенной велосипедной фабрике. Кэтрин наблюдала, как Конрад убивает крысу, перерезав ей горло, потом зашивает рану и – приправив трупик какими-то химикатами в сочетании с несколькими словами и жестами (Кэтрин была уверена, что последние два компонента просто для зрелищности) – возвращает зверька к жизни. С этого момента Конрад Диппель из потенциального стал полноправным коллегой.