Кравецкий понял это как признание в том, что она стояла под дверью и подслушивала, но вдаваться в подробности не стал.
– А надо сказать, что если я в чем-то и завидовала Асенковой, то именно в том, что ей служила Раиска, – сказала Наденька, и Кравецкий мысленно продолжил: «Не считая красоты, таланта, славы и удачи», но снова счел за благо промолчать. – Она даст фору любому французскому куаферу. Это ведь Раиска посоветовала, чтобы Асенкова продолжала носить только гладко причесанные волосы с небольшими буклями на ушах, потому что это ей идет больше всех новомодных накладок и шиньонов.
«Ага, – смекнул Кравецкий, – вот откуда идет пристрастие самой Наденьки и прочих молодых актрис к этой совсем уж немодной прическе, вот почему они не делают пышных кудрей, которыми сейчас увлечены все светские дамы! Они пытаются подражать Асенковой! А эта девушка даже не знает, что изменила моду… Вернее, ее изменила опасная сплетница Раиска».
– Так, значит, бывшая субретка Асенковой теперь служит у вас? – уточнил Кравецкий.
– Да, – гордо кивнула Наденька. – И Асенкова, конечно, захлебывается от злости, но ничего не может поделать, потому что Раиска к ней ни за что не вернется, она теперь ее ненавидит и готова на все, чтобы ей навредить.
– Неужели на все? – задумчиво проговорил Кравецкий, решив, что Бог или дьявол – он пока еще точно не знал – в лице этой Раиски послал им с Наденькой очень ценную союзницу. Она, пожалуй, способна ему помочь исполнить тот план, который сложился у него в голове, вернее, в голове у одной очень странной и, пожалуй, страшной дамы…
Эта дама недавно прислала Кравецкому письмо, в котором настоятельно просила встречи. Он сначала решил, что еще одна актриса-неудачница просит создать ей имя. Но каково же было его изумление, когда карета с мрачным кучером, ожидавшая в условленном месте, привезла его в богатый дом, уединенно стоящий напротив Армянской церкви. Его встретила дама в черном – удивительно красивая, которую Кравецкий, бывший человеком приметливым, уже видел в театре, причем нередко. Она была всегда в сером, как будто исполняла последний срок траура, однако теперь у нее был траур полный, да и дом был скучно убран черным крепом.
Оказывается, месяц назад эта дама, Наталья Васильевна Шумилова, похоронила мужа. Видимо, месяц вдовства оказался слишком долгим сроком для нее, потому что она сразу начала делать Кравецкому такие авансы, бросать на него такие томные взгляды, что он почти не сомневался в том, где проведет эту ночь. И если он еще чего-то не мог понять, то лишь того, зачем он, человек невзрачный, понадобился этой красавице.