Несколько мгновений госпожа Шумилова смотрела на доктора остановившимся взглядом, потом ее глаза наполнились слезами, потом слезы высохли, а на лице ее появилось выражение лютой ярости.
– Ах ты немец-перец-колбаса, – прорычала она, – какого ж черта ты меня во всех местах щупал, если заранее знал, что болезнь не заразная?!
Доктор Раух усмехнулся. К «немцу-перцу-колбасе» он уже привык за время своего пребывания в России и не считал это выражение оскорбительным. Ему даже в какой-то мере нравилось звучание этих слов, не то что merde allemande[41], как его называли некоторые французы, которых он не мог вылечить.
– Почему я провел столь тщательный осмотр? – уточнил Раух. – Но я должен был отработать гонорар.
У нее вдруг сделалось столь хищное выражение лица, что Раух торопливо повернул ключ в ящике секретера, куда были спрятаны деньги, и положил в карман.
– Да ладно, подавись! – Наталья Васильевна махнула рукой. – Главное, что я здоровехонька, а что там кому-то по наследству может передаться, это меня не волнует.
И вдруг она замерла.
– По наследству, говоришь?
Пациентка побледнела так, что доктор Раух понял: она поражена в самое сердце.
– У вас есть дети, мадам? – спросил он с искренним сочувствием, ибо если ему кого-то и было жаль в этом мире, то несчастных невинных малюток, которые получают по наследству от родителей отнюдь не богатство, честное имя и счастливую судьбу, а неизлечимые болезни. – Если да, вы можете не беспокоиться о сыновьях. Болезнь сия принадлежит к числу тех, которые передаются перекрестным путем – от матери к сыну, от отца к дочери. Если же у вас есть дочь, настоятельно рекомендую как можно скорей привести ее ко мне, быть может, мы ее вполне можем успеть предотвратить…
– У меня нет детей, – быстро сказала Наталья Васильевна, – однако у моего мужа была дочь, рожденная, правда, вне брака. О, поверьте, я немедленно уведомлю ее о необходимости лечения! – И она вылетела из кабинета со стремительностью пули.
Надо думать, поспешила уведомлять девицу о ее несчастии, подумал Раух, и порадовался, что сия не слишком-то приятная дама способна на такое горячее сочувствие к несчастной падчерице своей.
* * *
По утрам Варя старалась поменьше смотреть в зеркало – страшилась выражения своих глаз: в глубине такая тоска! Словно всю ночь актриса Асенкова не спит, а заглядывает в какие-то бездны преисподние. Там ее будущее… Говорят, все актеры после смерти пойдут в ад. Неужели и Дюр, дорогой друг, добрый и самоотверженный, за всю жизнь и мухи не обидевший, великий труженик, чудесный актер, – неужели и он пойдет в ад?!