Я протягиваю обратно табличку, и она забирает ее.
– Ой, чуть не забыла! У меня кое-что для тебя есть.
Она заходит в заднюю комнату, и я провожу пальцами по прилавку. В углу шумит тот же древний компьютер. Я думаю о том, сколько дней я провела за ним, мечтая оказаться по ту сторону экрана.
Я вижу корзинку с «Запертыми медальонами» и маленькую коробочку, наполненную «Августовским янтарем». И представляю, как Лори придумывала эти названия. Она, должно быть, ходила в библиотеку, чтобы загуглить книгу. Она не читает, а этот древний компьютер за кассой ни за что не смог бы выполнить интернет-запрос.
Лори появляется из облака запахов базилика и апельсина.
– Держи, – говорит она.
Я беру сверток в нарядной фиолетовой бумаге. Внутри маленькая коробочка для благовоний.
– Переверни ее.
Переворачиваю коробочку и вижу две даты, разделенные четырьмя годами.
– Это время твоей работы здесь, – произносит она, заканчивая мою мысль.
У меня сжимается горло.
– Значит, у меня нет шанса получить здесь работу на полставки летом? – спрашиваю я.
Она улыбается, и морщины вокруг ее глаз смягчаются.
– Тебе больше не место за этим компьютером, дорогая.
– Да и никому не место, – говорю я. – Эта штука давно умерла.
Она смеется.
– Просто не веди себя как чужая, ладно? Я могу смириться с тем, что ты стала звездой, но только если ты останешься такой же свойской.
– Обязательно.
– И передай своему Джейку, что он может оставлять здесь листовки, – говорит она.
Мне не хватает мужества рассказать ей о Джейке или Кассандре, которых я еще не видела, хотя вернулась из Сиэтла почти месяц назад. Я просто отсиживалась дома, и на самом деле на съемках нового фильма я делала то же самое. Отсиживалась. Была в спячке. Этот фильм так сильно отличался от «Запертых»: там было больше актеров, хотя я была самой младшей, и все очень сдружились. Там было уютно, тепло и светло – долгожданная передышка от давления «Запертых». И это давление теперь продолжается здесь. Меня узнают на улицах. Пора готовиться ко всей этой ерунде, связанной с продвижением нашего блокбастера, которое начинается в Лос-Анджелесе через две недели. Я должна лететь туда уже в конце следующей.
Райнер, Джордан и я после Гавайев виделись три раза. Райнер снимался в кино в Лондоне, а Джордан залег на дно в Лос-Анджелесе, хотя я узнала это только потому, что иногда следила за ним онлайн. Ладно, часто следила за ним онлайн. Я не говорила с ним, суть в этом. Даже несмотря на то, что я видела его, мне кажется, что мы закончили наши отношения на той горе. Держась за руки и сплетя наши пальцы. Даже Райнер был каким-то отстраненным. Наши поездки в Лос-Анджелес были настолько загруженными, что у нас не оставалось свободного времени. Фотосессия за фотосессией, интервью за интервью. Я не смогла побыть с ним наедине даже на полминуты, не говоря уже о времени, которое потребовалось бы нам для серьезного разговора. Мы переписывались по электронной почте, но он по большей части сообщал мне о съемках, о семейной поездке в Италию и о том, как хорош кофе в Лондоне. Он не пишет о том, что будет с нами, и я знаю, что он и не станет. Я все время думала о том, что для него, возможно, наша история закончилась, что он уже влюбился в кого-то другого. От этой мысли я впадала в панику, хотя понимала, что все логично. Он – Райнер, и он путешествует по всему миру, без меня. Но потом он прислал мне электронное письмо: «Я скучаю по тебе. Без тебя все не такое, как раньше». Я почувствовала дикое, огромное облегчение. И это неправильно. Я не должна чувствовать облегчения. По крайней мере, сейчас, когда впереди еще столько всего.