Наши индейцы скоро разыскали обоих несчастных, но лишь один из них, которого звали Херонимо де Агиляр, которому в рабстве было не сладко, он почему-то считал себя почти священником, то есть был совершенно бесполезен для местных, пошел к своему господину, касику, передал ему свой выкуп и был отпущен; другой же, в поселении, расположенном в 20 километров от первого, его звали Гонсало Герреро, и он имел рабочую специальность, был корабельным плотником, так что и у туземцев ему жилось совсем неплохо, несмотря на то, что прочел письма Кортеса и на все уговоры товарища, так и остался у индейцев, ответив: «Брат Агиляр, я женат и у меня трое детей, здесь я касик и военачальник, когда бывает война; идите все с Богом, у меня теперь изрезано лицо и проколоты уши, как отнесутся ко мне прибывшие испанцы, когда увидят меня в таком виде?! Я ведь уже нагляделся на моих братьев по вере, столь „смиренных“. Жизнь вашу, которую Вы устроили, я хорошо помню по своим юным годам, так что скажи зовущим, что здесь мои братья, моя семья и моя земля». В общем, отвяжитесь и идите подальше.
Индеанка, жена Гонсало, похоже, явная ведьма, по которой давно костер плачет, тут же без спросу влезла в разговор и закричала очень сердито на своем языке: «Как посмел этот раб прийти и звать уйти моего мужа; пусть уходит и никогда больше не ведет таких разговоров». Надо же какие мы гордые! А жрать людей мы, значит, любим, вера позволяет. Вот не верю я, что этот Гонсало мясо людей не ел в плену. Агиляр же сказал Гонсало, что нехорошо христианину из-за какой-то индеанки потерять свою душу. Бесполезно! Но когда Херонимо де Агиляр вместе с индейцами прибыл на мыс Коточе, то Ордаса там уже не было! Прождав приказанных 8 дней и еще один, испанцы уплыли обратно.
Кортес, от этого сильно взбесился, тем более что у нас в лагере были и другие неприятности. Один из солдат, которого звали Беррио, обвинил нескольких других матросов, братьев, которых звали Пеньяте, уроженцев испанского Гибралтара, что они у него украли его свиное сало (прямо настоящие украинцы), те же все его обвинения упорно отрицали. Тогда Кортес, заставил подозреваемых побожиться, что они не воровали сало, и к моему глубокому удивлению, все они предпочли сознаться в краже, но не давать ложной клятвы! О времена, о нравы! Как все здесь просто! Виновных в краже свиного сала было семеро, и Кортес, несмотря на заступничество некоторых капитанов, четверых из них тотчас велел бичевать кнутом. Опять эта жестокая экзекуция вызвала лишние разговоры. Молодежь начала возмущенно шушукаться, однако ветераны пока лишь помалкивали. На все вопросы, возмущенные замечания новобранцев, они лишь пожимали плечами, как бы говоря — еще не вечер, поживем-увидим.