Гильберт послушно пристроился в очередь, как положено, но как только он оказался в этом ряду, его обуял беспокойный зуд: «Хочу быть первым», обуял с ранее неведомой силой. Никто даже виду не подал, все стояли и ждали, как положено, стараясь не занимать много места, никому не мешать, не шаркать ногами, никаких признаков нетерпения. Гильберт по миллиметру продвигался вперед, пытаясь если не физически, то хотя бы психологически воздействовать на пожилую даму впереди, которой в итоге не оставалось ничего другого, кроме как шагнуть вперед и сократить расстояние до впереди идущего гражданина. Гильберт каждые две секунды оглядывался по сторонам, переступал с ноги на ногу, покачивался, вместо того чтобы держаться прямо, крепко стоять на ногах, руки плотно прижаты к телу, лицо без выражения. Вел себя, одним словом, довольно хамски и сам себе удивлялся, хотя, если разобраться, ему вовсе не было нужды рваться в первые ряды, так чтобы ему смотрели в спину. И все равно не мог овладеть собой, был бы Йоса рядом, но его не было; и Гильберт намеренно стал напирать вперед, как будто ему необходимо было нарушить общепринятые правила.
В очередь он встал поздно, сидячего места уже не досталось. Дама впереди ринулась к последнему свободному месту, успела усесться за несколько секунд до мальчика-школьника, который также претендовал на него. Но когда дама увидала, что друзьям школьника с местами повезло больше, а он единственный остался стоять и болтаться, держась за поручень, она уступила мальчику. Потом она долго стояла подле Гильберта в переполненном поезде, с выражением искренней обиды на лице, но одновременно и глубокого раздумья, она всем продемонстрировала, что можно в любой жизненной ситуации быть самоотверженной и исключительно вежливой, но парнишке точно не хватило ума, ему было и невдомек, что тут вообще произошло, и он как ни в чем не бывало трепался с одноклассниками, не обращая на даму никакого внимания.
Вот он, закат Японии, наверное, подумала эта дама, — представил себе Гильберт, — так гибнут обычаи и традиции, так умирают простейшие представления о хорошем воспитании. Он знал, что она знала, что он стоял в очереди следом за ней, нервничал сам и заставлял нервничать других, и он постарался, насколько это получалось в переполненном поезде, избегать ее смиренного и одновременно высокомерного, самоуверенного и оскорбленного, печального и безжалостного взгляда.
Долго ехали под землей. На каждой остановке выходили пассажиры, сначала школьники, потом рабочие, следом — домохозяйки с сумками и пакетами. Поезд понемногу пустел, потом выехали на улицу и помчались по предместьям. Промышленные зоны, портовые территории, побережье.