Через пять минут появился Гришка, да не один — за ним не спеша шествовала крупная женщина лет шестидесяти, его жена, тётя Зина.
— Добрый день, тёть Зин!
— Здравствуй, Алексей, — сказала она с тяжёлым придыханием грузного человека. — А я не поверила, думала, чего мой-то ключи просит. Дай, думаю, сама схожу.
Она вручила Мохову связку ключей.
— Этот от хаты, этот от сарая, а этот от погреба. Будешь хату отмыкать, вверх потяни, чтоб дужка отошла, — со знанием дела сказала она.
— Спасибо, тёть Зин, — сказал Мохов и зашёл на крыльцо.
Глуховы не уходили.
— Может, зайдёте? — спросил Алексей, а сам подумал: «Зачем я их зову? Что они там не видели? Там наверняка сейчас грязь и неприятный запах».
— Пойдём мы, Алёша, пора нам, — сказала соседка.
В её голосе Мохов уловил неприятные нотки, будто бы он в чём-то провинился. Он хотел сказать им, мол, заходите, если что, но не сказал.
«Могли бы и покормить человека с дороги, не объел бы. Или хотя бы чаем напоить», — подумал Мохов и открыл замок.
В сенях пахло сыростью, что удивляло при такой-то жаре на улице. Кухня смотрелась довольно опрятно — ни соринки на столе, где готовили и ели, ни капли жира или масла на старой газовой плите, к которой длинным серым шлангом подсоединялся баллон с газом.
Мохов прошёл дальше. В комнатах стоял неистребимый запах старых вещей.
В доме, помимо кухни, было две комнаты. В одной спал дед, в другой же, «зале», как называл её Павел Фёдорович, стоял диван для Алексея. Окна «залы» выходили на улицу. Здесь всё было так же, как и раньше, разве что зеркало завесили рушником. Стол, раньше стоявший у окна, отодвинули в сторону, освободив место посреди комнаты для двух табуреток. «Для гроба», — подумал Мохов. Он снял рушник, аккуратно сложил и бросил на стол. Затем, подумав, поставил стол на место, а табуретки вынес на кухню.
Заглянул в дедовскую спальню. У одной из стен стояла огромная самодельная книжная полка из широких досок. Алексей провёл рукой по корешкам — дед предпочитал классическую литературу. На одной из полок, отдельно от всех книг, лежала записная книжка деда. Это была самодельная книжица из обрезанных и прошитых суровой ниткой тетрадей. Павел Фёдорович часто надевал очки и просматривал её, слегка запрокидывая голову и приоткрыв рот. Он уже давно ничего туда не записывал. Почему-то Алексей никогда не решался взять у деда эту книжицу. Это было бы похоже на чтение чужих писем. После смерти деда табу теряло свою силу.
Мохов бережно взял книжку и принялся листать. Вначале описывались различные рыболовные хитрости, затем шли всевозможные схемы, рисунки и описания устройства русских печей. Далее следовали советы садоводу, молитвы и заговоры, размышления по поводу использования в будущем солнечных батарей, автобиография, схемы и устройство самодельного телескопа. Казалось, что не было такой темы или такого занятия, в которых бы дед не разбирался.