Одна запись заинтересовала его:
«Прошлое постоянно меняется, все события, его заполняющие, нынче пытаются казаться не такими, какими казались ещё совсем недавно. Прошлое бурлит, как суп на плите, его движение — вечный процесс, который остановить невозможно. Каждый политический строй, сменяющий предыдущий, вносит свои, часто кардинальные, правки в прошлое.
Вопреки устоявшемуся мнению, прошлое можно изменить.
Настоящее же зафиксировано и определено, мы вполне успешно раскладываем его по полкам, классифицируем и заносим в архив. Вот что по-настоящему неизменно. И тот, кто утверждает, что можно изменить даже уже случившееся событие, отнюдь не выдумщик и не мистик».
Алексей так и не понял, была ли это выписка из какой-то книги либо собственные мысли деда. Сам он считал, что прошлое изменить нельзя, можно лишь поменять отношение к своему прошлому или совсем забыть некоторые моменты. Тогда оно не будет на нас так влиять.
Он вышел во двор, сел на крыльцо, закурил и понял, что голоден. Докурив, открыл погреб, набрал картошки, прихватил банку солёных огурцов, пошёл на кухню.
Холодильник не работал. На полу темнели следы высохшей лужи. Мохов щёлкнул выключателем — электричества в доме не было. «Опять выключили», — подумал он. В деревне такое иногда случалось.
Мохов нашёл соль, бутыль с растительным маслом, спички. Потряс красный баллон с пропаном — газ был.
Гришка пришёл на запах жареной картошки.
— Узлоупотреблять будешь, ага? — спросил он и вынул из-за пояса бутылку самогона.
— Это можно, — ответил Мохов.
Он достал с полки две рюмки, ополоснул. Положил перед Гришкой ложку. Тот поставил бутылку на стол рядом со сковородкой, бережно достал из кармана луковицу и головку чеснока.
— Моя рублей дала, — с гордостью сказал Гришка, указывая на бутылку. — Хотела на четвёрку дать. Не, говорю, так не пойдёт. Павлá четвёркой поминать, ага? Ну и дала на поллитру.
Гришка разлил, выпили.
— Вот Кузьминишна, вот сучка, ага? — сказал, кривясь, Гришка. — Хвостом торгует, коза.
«Хвостом» в Мохове называли последний при выгонке самогон, слабый, не крепкий.
Алексей выпил и кивнул — разница с дедовским самогоном ощущалась заметная.
— Да, вот у Дуськи был самогон так самогон, — мечтательно произнёс Гришка. — Перваком угощала, ага.
Баба Дуся была знатной самогонщицей. Да и после её смерти дед иногда гнал — дать бутылку трактористу, чтоб огород вспахал, да и вообще, мало ли, куда и когда пригодится.
Гришка разлил ещё.
— Ты, Лёша, поройся, у деда где-то схованый стоит. Нектар, — сказал Гришка и выпил. Он уже не закусывал.