Со двора постучали.
– Кто там? – Прекраса приподнялась, бросила испуганный взгляд на младенца. – Не пускайте никого!
– Да это рубаху принесли, – Дымница кивнула Ельге. – Я уж передавала князю, что сын.
Прекраса немого успокоилась; Ельга выглянула на крыльцо и взяла у Ингера его сорочку, чтобы завернуть дитя.
Завернув дитя в рубаху, Дымница отнесла его к печи и положила на пол перед ней.
– Хозяин с хозяюшкой! – позвала она, кланяясь печи. – С малыми детушками, со всеми родовичами! Примите чадо наше, храните, берегите от зла видимого и невидимого, чтобы был он красен как заря, силен как вода, богат как земля!
Будучи приложен к груди, младенец живо начал сосать, так усердно, будто понимал, что слаб и нуждается в силах. Прекраса наконец улыбнулась, но тут же с тревогой взглянула на оконце.
– Затворите! – шепотом велела она. – Зачем открыли?
– Да уж больно душно.
– Я же велела – закрыть.
Дымница, удивленно двинув ртом, задвинула заслонку. Когда младенец наелся, она забрала его и передала Ельге. Та привязала ему на запястья по красной шерстяной нити, выпряденной на левую сторону, такой же нитью перевязала тельце как пояском. Дымница тем временем обмыла роженицу и помогла переменить сорочку.
– Спи, – Ельга села, держа младенца на руках. – Я покачаю, если что.
– Оконца не отворяйте, – с беспокойством сказала Прекраса. – И кто бы ни пришел – не впускайте.
– Не впущу, – вздохнула Ельга. – Ты бы хоть велела полынь на двор выкинуть – так смердит, не продохнуть. Чего ее теперь держать, уж проводили русал…
– Тише! – вдруг рассердившись, Прекраса махнула на нее рукой. – Пусть лежит. Надо так.
Ельга вздохнула и села под оконцем, надеясь, что через щель все же пробьется свежий воздух. Дымница прибрала в избе, унесла воду от мытья, вернулась с пустым корытцем и поставила к стене. «Вода – в земь, дитя – в рост…» – бормотала она. Потом села у двери и зевнула. В густых морщинах ее бледного лица лежал отпечаток усталости. Ельга вдруг подумала: эта старая женщина приняла сотни младенцев, сотни раз отворяла и затворяла ворота Нави. Как же, должно быть, устали от этой работы ее сухенькие руки.
– Ложись спи, – велела ей Ельга. – Ты тоже умаялась. Я посижу, мне спать не хочется. А завтра кормилицу приведем.
– А ты не умаялась? – хмыкнула старуха. – Весь день круги водила, с зари утренней.
– Я молодая, мне ничего! – Ельга тихо засмеялась. – Посторожу наше счастье-долю.
Дымница снова развернула убранный постельник и улеглась у холодной печи. Вскоре раздалось ее посапывание. Ельга сидела, при свете единственной свечи на столе поглядывая в нахмуренное личико младенца, иногда наклонялась и прислушивалась, дышит ли. Он был такой маленький, легкий, будто щенок. Ельга даже не думала, что держит на руках будущего князя русского – он казался таким хрупким, почти случайным гостем на белом свете, и следовало сперва убедиться, что он здесь задержится, прежде чем думать о его грядущей судьбе.