Дар берегини. Последняя заря (Дворецкая) - страница 117

Асмунд мягко коснулся ее рта языком, и горячая дрожь пронзила ее от затылка, наполняя легким огнем все ее существо. Так смел он никогда прежде не был, а теперь, видно, исполнился решимости завладеть ее завтрашней свободой. Мир покачнулся, и это помогло Ельге опомниться.

– Уф, пусти! – она с усилием отстранилась и прижалась к стене, стараясь обрести твердую опору и прийти в себя. Уперлась руками в его широкую грудь, и Асмунд с неохотой выпустил ее, переводя дыхание. – Придержи! Я ведь… в эту ночь я все еще госпожа чаши!

– Ты сама – медовая чаша! – выдохнул Асмунд. Она подалась к двери, но блаженство ее близости потянуло его за ней, будто ее собственную тень. – И будешь ею всегда. И в эту ночь… и завтра… и весь век.

Но Ельга уже опомнилась и взяла себя в руки.

– Иди к парням! – с привычной строгостью велела. – А то они там, пока тебя нет, таких сказаний насочиняют!

Она поспешно скрылась в избе; дверь скрипнула, потом хлопнула, потом негромко стукнул засов.

Асмунд привалился к двери, будто хотел еще раз через дубовую доску ощутить ее присутствие. В несчастливый час он позволил себе осознать, что желает ее, и в недобрый час она дала понять, что он ей не противен. Страсть затягивает, как игра в кости: сперва кажется, что ничего страшного, можно остановиться когда захочешь, но когда осознаешь, как далеко зашел, поворачивать назад уже поздно. Не первый год эта страсть владела всеми его мыслями, но кто он перед Ельгой? Не всякий князь ее достоин, она отвергла Кольберна, ведущего род от Хальвдана Старого. О чем уж мечтать может он, Асмунд с хутора Медведицына Поляна?

Неслышно ступая, чтобы не разбудить Дымницу и Боровицу, Ельга пошла к скамье, где спала, и опустилась на приготовленную постель. Внутри еще ощущалось мягкое тепло, в груди теснило, и мысли невольно бежали дальше – как оно было бы, если бы она отдалась на волю его желания. Но нет. Ни сегодня, ни даже завтра этого не будет. Пусть иссяк мед в ее руках, но разбить свою чашу она не позволит. Кем она станет тогда?

И все же, сняв дорогое платье и улегшись на постельник, Ельга подложила руку под щеку и сладко вздохнула. И сейчас ее будто окружало теплое облако, подсвеченное зарей. Память об этих мгновениях будет греть и поддерживать ее завтра, когда она на глазах у всего света белого сделает необратимый шаг вниз… С перины на солому…

* * *

…Она проснулась с таким чувством, будто вовсе не спала. Повернула голову, взглянула на яркое, нарядное платье на ларе. Спать больше не хотелось, но она медлила, не вставая, оттягивала неизбежное, хотя за три минувших года постепенно, день ото дня, привыкла к мысли о нем. Потом посмотрела на лавку у печи, и в груди разлилось тепло. Там посапывал во сне трехлетний мальчик. Святослав, ее Святка. Тот, что на три года был от нее оторван, но вчера наконец вернулся к ней.