* * *
Ельгу усадили на самое почетное место – за верхним краем стола, со стороны Прекрасы. По-прежнему она находилась выше всех жен русских, но наивысшее место, место княгини, больше не пустовало, и поневоле Ельга-Поляница видела себя луной, побледневшей при восходе солнце. Не зря она надела в этот день зеленое платье – цвета вечерней зари[27]. За жизнь свою она видела сотни княжеских пиров, но этот проходил для нее как в тумане. Прекраса разливала по чашам, рогам и кубкам мед, с неловкостью от непривычки держа деревянный ковш, окованный по краю серебром. А она, Ельга, знала этот ковш, как собственную руку, и теперь ей казалось, что она потеряла не то душу свою, не то тело. Невольно она опускала взгляд на свои руки, желая убедиться, что хотя бы они остались при ней. Она улыбалась, но в голове гудела пустота. Будущего не было, никакого. Она не знала, куда пойдет, когда этот пир закончится. Она может вернуться на Девич-гору или отправиться к Свену, но там, здесь, в любом другом месте она уже не будет прежней Ельгой-Поляницей, госпожой медовой чаши… Она не знала, где найти прежнюю себя, и ее не покидало чувство, будто она сидит на собственных поминках.
Однако другие люди вовсе не так терялись, думая о будущем Ельговой дочери, и еще до исхода вечера она в этом убедилась. Она не раз уже замечала, что Вальдрик, черниговский воевода, выразительно на нее посматривает и подкручивает рыжеватый ус, но не придала значения: уже двенадцать лет на нее смотрели и подкручивали усы самые разные мужчины. Однако когда Вальдрик встал с рогом в руке и, прежде чем начать говорить, снова бросил взгляд на нее, возникло предчувствие: это как-то касается меня…
– Все мы рады, княже, что твоя супруга взошла на этот престол и обрела полные права госпожи медового покоя! – начал Вальдрик. – Еще раз пожелаю ей долгих лет славы, как того достойна ее красота. Но ты ведь понимаешь, что твоя достойная сестра, тоже должна… обрести дом, достойный ее красоты и вы… всех ее достоинств!
Вальдрик был уже несколько пьян; очевидно, он заранее заготовил эту речь, но хмель сбивал его с мысли. Черниговскому посаднику было уже хорошо за сорок; среднего роста, худощавый, жилистый, с острыми чертами лица, он далеко не был красив, но отличался отвагой и хитростью, а также хорошо умел со всеми ладить – от собственных отроков до строптивых северянских князей.
Ельга расширила глаза и бросила изумленный взгляд на Свена, будто спрашивая: что это такое? Эта речь очень походила на сватовство, но Вальдрик, из варягов старой Ельговой дружины, рода был самого простого и ни происхождением, ни положением не мог притязать на такую жену.