По белой скатерти, как по облакам, Ельга сделала несколько шагов по столу. С другой стороны к ней протягивал руки Асмунд, тоже раскрасневшийся, но куда менее пьяный, чем его бывший господин и нынешний шурин, – его-то самое важное еще ждало впереди. Опираясь на его руки, Ельга отважно спрыгнула со стола. Асмунд поймал ее, обхватил, прижал к себе и неспешно опустил на пол, целуя по пути. Сколько лет он не мог мечтать сделать это даже наедине, а теперь это его право не оспорил бы сам цесарь греческий. Только позавидовал бы…
Гости кричали, надрывая глотки в пьяном воодушевлении: переход невесты из одного рода в другой завершился. Оставался последний – из дев в мужние жены, и для этого уже все было приготовлено в княжьей избе, отныне принадлежавшей новой паре.
Гурьбой все устремились наружу – пошатываясь, налетая друг на друга, толкаясь в дверях. Свадьбу справляли больше по варяжским обычаям, чем по полянским – так решил Свен, но тот и другой обычай требовал упоить всех приглашенных до бесчувствия, и это был выполнено. Эта свадьба была последним важным делом Свена перед отъездом из Киева, и он постарался, чтобы одних разговоров о ней хватило на целый год.
У крыльца уже кто-то из челяди держал охапку факелов, а Рагвид, вновь возвращенный в должность управителя княжьего двора, поджигал их один за другим и раздавал во все протянутые к нему руки. Получив горящий факел, люди спешили выстроиться вдоль мостков, ведущих от гридницы к хозяйской избе. В одном конце женщины, с охрипшей Ружаной во главе, пели про добра молодца, что просит разрешения напоить коня, в другом мужские голоса на варяжском языке, нестройно, однако с чувством воздавали хвалу богине Фригг и ее помощнице Вар, устроительнице свадеб.
По обеим сторонам мостков люди стояли так тесно – а иные, не сумевшие пробиться в первый ряд, тянули руки над их головами, – что когда жених и невеста показались на пороге гридницы, над мостками уже было светло как днем. Под крики, в которых утонуло пение, Ельга и Асмунд вступили на мостки. Впереди них пятилась Дымница; щуплая старушка, среди великолепия цветного платья бояр похожая на осмелевшую к ночи кикимору, старательно разметала дорогу веником из можжевельника, полыни и прочих оберегающих зелий, убирая с пути молодых всякое зло. Крепко держась за руку Асмунда, Ельга невольно жмурилась от ослепительного света, оглушительного крика. Казалось, она идет не по родному своему двору, а по огненному мосту в небесный мир.
Вот и крыльцо избы. Асмунд дернул дверь на себя, пропустил вперед Ельгу, потом шагнул за ней и, захлопнув дверь за собой, опустил засов – так быстро, чтобы никто их желающих еще попеть, покричать и пожелать им всяческих радостей не успел даже нос сюда просунуть. А то сейчас ввалятся, будут «греть постель», требовать выкуп и досаждать наставлениями. Слава богам, в том, что оставалось сделать, он в свои тридцать пять в наставлениях не нуждался.