– Я атеист.
– Ну да, конечно, я почему-то так и думал.
– Почему?
Мне уже плохо давалась речь, и я сокращал, как мог.
– Только атеист мог себя загнать в такие дебри.
Я видел последние деревья и корявые кусты. За этой границей светлело поле.
Слева пронеслась тень. Она поравнялась со мной, и я краем глаза видел, как в ее прозрачных руках мелькнул острый топор.
«О, Господи, спаси и сохрани», – вырвалось непроизвольной мыслью, и я зажмурил глаза. По ногам чередой острых игл ударили колючие кусты.
Теперь мы бежали по высушенной траве. Алексей оглянулся и, притормаживая, опустил меня на землю.
– Они отстали, – мучаясь отдышкой, произнес он.
Я поднял голову и увидел их стоящими в ряд на самой границе леса. Убедившись, что они не пытаются продолжить свой путь, я опустил голову. Звездное небо непрерывно кружилось. Далекие звезды расплывались и убегали от взора. Тошнота подобралась к горлу, и меня вырвало на землю. Ужасное чувство, такое изнуряющее, практически парализующее – тошнота. Она заставляла меня страдать пуще остального и ненавидеть все вокруг.
– Молитва? Хе-хе… – уже очень медленно я шевелил языком. – Поможет? Правда?
– Если ты думаешь, что молитва – это просто слова, то ты дурак.
– Если, по-твоему, это святые слова, то дурак – это ты.
Я был рад своему ответу, и даже рад, что смог все это произнести.
После рвоты звезды ненадолго остановились. Я тосковал по ним. Как давно я не смотрел в звездное небо? Очень давно.
– Молитва – это вера. Вера в будущее, в помощь. Как раз то, что тебе бы сейчас не помешало.
– Так что? Кхе-кхе… – я почувствовал вкус крови во рту и поперхнулся, – мда… Что, имя Христа мне поможет?
– Можешь хоть к Будде обратиться, если знаешь как. Главное не молчать.
– Это мое право. Хочу – говорю с соседом этажом выше, обухо… олухо… одухотворенно подняв глаза ввысь. Хочу – молчу.
– Это верно, пока ты считаешь, что Бог где-то недостижимо высоко.
– Так где же он? – вытирая кровь о байку, насмехался я.
– Вот здесь, – рука Алексея коснулась моей груди – того места, что часто называют солнечным сплетением, и где размазал кровь.
Признаюсь, было больно смеяться, но умирать идиотом пока не хотелось.
– Так, когда я молюсь, я говорю сам с собой?
– Когда ты молишься, ты говоришь с божественной частью себя.
Лежа здесь и сейчас, я был рад, что он завел разговор о религии – моем наболевшем. Это помогло выдернуть меня из пучины воспоминаний, сосредоточившись на настоящем моменте. Верил ли я в Бога? Не знаю.
Глядя на толпы озлобленных фанатиков в церквях, слушая просьбы пришедших на службу и читая о жизни самих священнослужителей, мне не хотелось верить в Бога. Как-то в одном кино я услышал: чтоб поверить в Бога, надо узреть дьявола. Что ж, дьявола я сегодня узрел, но все равно мне этого не хватило. Похоже, я слишком много видел дьявольских дел руками верующих, чтоб реальный черт заставил встать в ряды христианства.