– Ну-у-у, я не знаю, – задумчиво протянула моя тетя. – Люди под общим наркозом многое видят. И дети не исключение. Только взрослый понимает, что это был сон, а вот для деток, особенно до четырех лет, нет различий между сном и бодрствованием. Сон для них такая же реальность, как и все остальное. И если Антоша во время операции летал где-то там под потолком, то мы об этом никогда не узнаем. Он все забыл.
– Так значит, душа все-таки выходит из тела при общем наркозе? – не отставала от нее мама.
– Да, таких явлений хватает в медицинской практике. Не всегда, разумеется, но порой пациенты под наркозом видят все, что происходило вокруг, слышат разговоры врачей и даже наблюдают свое собственное тело на операционном столе.
Я не выдержал и зашел на кухню. Мать тут же подхватила меня и крепко обняла. Опьяненная крымским вином и мистицизмом вокруг той операции, она целовала меня в шею, вдыхая запах моих волос и одежды. Как много я отдал бы сейчас, чтоб почувствовать снова эти объятия. Как жаль, что теперь я точно знал, что есть сон и что есть явь.
Меня разбудили далекие голоса.
– Он назвал имена друзей. Всех, кроме Гали, – прозвучал строгий женский голос.
– Возможно, он видел, как она умерла, поэтому не зовет ее, – ответил мужчина.
«Галя умерла? А остальные? Что с ними?» – я мысленно поддержал разговор.
Голоса приближались, и кто-то третий скомандовал:
– Следите за ним, а то опять вырвет капельницу.
«Что? Они сейчас про меня? Или я не один в палате? Как я мог вырвать себе капельницу?»
Я был уверен, что не мог пошевелить и пальцем. Но никто не спешил ничего объяснять, по крайней мере, пока я не открою набитые свинцом веки. Но как это сделать? Нужно ли для этого больше времени или усилий, я не имел ни малейшего понятия.
«Перестань думать как мертвец», – пронеслись слова Алексея.
Отлично, я начинаю цитировать больные рассуждения этого маньяка. Так странно, я вдруг забыл его имя. Помнил, помнил и забыл.
«Что-то на «А»… Или его вымышленного внука на «А» звали. Там стрелка во мху была, которую он сам, скорее всего, и выцарапал, – размышлял я. – Надо постараться хотя бы не забыть его лицо, чтоб дать описание оперативникам».
Я напрягся всеми силами и постарался вспомнить своего спутника. Я помнил только охотничью куртку и седые волосы. Глаза, кажется, голубые, но остальное было лишь мутным пятном. Поразительно, как я мог помнить каждое его слово и забыть лицо? Человеческий мозг пугающе удивителен.
«Что мне теперь рассказывать сотрудникам? Марку разбитого авто я не помнил. Цвет его был белый, но это не точно».