— Какое благородное заявление, — сделала наблюдение Роуз. — Это всегда меня восхищало в тебе. Большинство мужчин узлом бы завязались от ревности.
Если честно, моё нутро уже завязалось узлом, и её слова делу не помогали:
— Давай не будем об этом, — отозвался я. — Я восхищаюсь твоим упорством. На этом и остановимся.
Она вздохнула:
— Ладно. Поговорим о другом. Легко ли тебе было оставаться благородным после того, как Дориана и Пенни освободили из плена?
Много лет назад Пенни и Дориан были в плену у шиггрэс, и те использовали их, чтобы давить на меня. Держали их какое-то время, в цепях, голыми, и наверняка им было очень холодно. Позже я сказал Пенни, что не винил её ни за что того, что могло там случиться. В конце концов, люди — это люди, и в отчаянных ситуациях всем хочется утешения, хотя в душе, тайком, меня это доставало. Роуз произнесла это всё невинным тоном, но тема была для меня больной, и она должна была знать об этом, раз подняла её сейчас.
Роуз я об этом никогда не говорил, а с Пенни мы больше этот вопрос не обсуждали, когда я всё ей заранее простил. «Дориан ей рассказал», — уверился я. «Он всегда был слишком честным, чтобы хранить тайны, даже если от их раскрытия кому-то бывало больно».
— Пенни я никогда не винил, — наконец ответил я. — Люди — слабые существа, а они были одни, и думали, что их могут в любой момент убить.
— Но тебя это всё равно доставало, верно? — осведомилась Роуз.
Я бросил на неё взгляд, потом снова посмотрел на огонь:
— Немного, но я выкинул это из головы. Им страдали гораздо больше. И после возвращения не заслуживали мелочность с моей стороны.
Роуз кивнула:
— Приятно слышать. Пенни я то же самое сказала.
Я вскинул голову:
— Что? Вы с ней об этом говорили?
— Угу, — ответила Роуз. — Спустя несколько месяцев. Дориан признался сразу же, как только мы остались одни, и весьма подробно. У него в этом отношении всегда не хватало сообразительности. Я предпочла бы, чтобы он оставил это недосказанным, как поступила Пенни. Я хотела поговорить с Пенни, дать ей время прийти в себя.
Поражённый, я уставился на неё с открытым ртом:
— Значит, ты обсуждала это с Дорианом, и с Пенни? И исключили из этого обсуждения только меня?
— Я всегда думала, что ты был из нас самым умным, по крайней мере — в этом конкретном случае. Дориана я простила, но в конце концов почувствовала необходимость внести ясность в этот вопрос между нами с Пенни, — сказала Роуз. — Думаю, она чувствовала облегчение, но несмотря на то, что я сказала ей, что всё простила, мне потребовалось время на примирение с этим.