Они кивнули.
— С тех пор, как я сюда попал, у меня было много времени и возможностей послушать ваш язык. Кое-где меня всё ещё сбивают с толку синтаксис и разговорные выражения, но я полагаю, что теперь понимаю не менее восьмидесяти процентов сказанного. Этот показатель радикально улучшится, когда мы вернёмся в мой мир, и я смогу выгрузить собранные мною данные моему более крупному «я». Тогда я смогу интегрировать информацию гораздо быстрее.
Элэйн и Гарэс просто пялились на устройство у Мэттью в руке, пытаясь разобраться в том, что оно сказало. Язык был бэйрионским, но его использование и словарный запас применялись незнакомым им образом.
Мэттью вставил слово:
— Он странно разговаривает, поскольку пока не привык к нашему языку.
Гарэс первым пришёл в себя:
— Оно будет нам полезно?
— Очень, — заверил его молодой человек.
Гэри сделал наблюдение на английском:
— А он довольно груб, не так ли?
Мэттью ответил на том же языке:
— Он — практичный человек. Постарайся его не злить. Он — тот, кто может вылечить Керэн.
— Учту, — сказал общискин.
Элэйн хмурилась, слушая их разговор, но промолчала. Однако Гарэс был менее сдержанным:
— Придерживайтесь нашего языка. Не люблю, когда меня держат в неведении.
Потребовалось ещё несколько минут, но в конце концов Мэттью закончил объяснения, и они приготовились к отбытию. Элэйн и Гарэс встали по обе стороны от него. Она взяла его за левую руку, а Гарэс положил ладонь Мэтту на плечо. Мир размылся, и они упали в безвременную бездну между мирами.
* * *
На столе у Эйзмана замигал индикатор. Кивая, и отдав мысленную команду, он принял канал. По ту сторону стола появилось лицо Генерала-Майора Га́рднэра.
— Есть сигнал, — сказал Гарднэр.
— Где?
— Гондурас.
Эйзман кивнул:
— Разрешение?
— Менее мили, Директор, — доложил Генерал. — Это очень близко к месту, которое прежде было известно как Дулсуна.
— Хорошо, — прокомментировал Директор. — АНСИС улучшил нашу точность минимум в десять раз.
— По мере получения новых сигналов и данных мы наверняка сможем справиться ещё лучше, — согласился Генерал.
— Какой срок нашего реагирования? — спросил Эйзман.
— До ближайших ракетных установок семь минут, Директор. Восемнадцать — для поддержки с воздуха, и двадцать пять — если хотите единицы на месте, — коротко доложил Гарднэр.
Директор замолчал, размышляя несколько долгих секунд. План заключался в том, чтобы ответить немедленным ракетным ударом, если время реакции было пять или менее минут. Семь минут были близки к этому, но недостаточно.
— Высылайте беспилотники и поддержку с воздуха. Приведите в действие бронетехнику. Не думаю, что они успеют туда вовремя, но пусть будут, для верности. Будем надеяться, что они будут действовать так, как мы от них ожидаем.