Он не думал, что заснёт, но когда он снова открыл их, ему в лицо уже бил яркий свет утреннего солнца. Женщина склонилась над ним, глядя на него с озабоченностью на лице.
Он улыбнулся:
— Я в порядке.
Она нахмурилась.
Мэттью начал вставать. Деревянная рама впивалась в разные части его тела, заставляя его болеть ещё больше. Женщина положила ладонь ему на грудь, снова толкая его в лежачее положение. Она что-то сказала, но он не мог понять её слова. Судя по её тону, это было предупреждение или предостережение.
— Что ты сказала? — спросил он.
Её ответ был всё таким же непонятным, хотя ему показалось, что он уловил в нём слово «нет».
«Здорово», — подумал он, — «мы говорим на разных языках». Ему следовало этого ожидать. Он попытался снова:
— Приятно познакомиться. Меня зовут Мэттью.
Она отозвалась длинным высказыванием, которое было раздражающе знакомым, но всё же непонятным. По звучанию было похоже на бэйрионский, но слова были бессмысленными. У него было такое ощущение, будто ему следовало понимать, о чём она говорила, но он не мог найти в её фразах никакого смысла кроме изредка узнаваемых слов. В данном случае, единственным словом, в котором он был уверен, было «нет».
Похлопав себя по груди, он коротко ответил:
— Мэттью.
Секунду спустя она сделала то же самое:
— Керэн, — затем указала на него: — Мэттью.
— Да, — кивнул он.
Её глаза загорелись:
— Да! — За этим последовало ещё одно странное предложение, которое, похоже, напирало на слово «да».
«Итак, «да» и «нет» являются у нас общими словами», — решил он. «Её язык, наверное, либо является предшественником бэйрионского, либо развился из него». Это должно позволить им проще научиться понимать друг-друга. Он сел, и снова начал слезать с волокуши.
— Нет, — объявила она, добавив слово, явно бывшее предупреждением, указывая на его ногу.
Мэттью улыбнулся:
— Нога в порядке. Я волшебник.
Керэн покачала головой:
— Нет, Мэттью. — Используя жесты и ещё какие-то своеобразные фразы, она ясно дала понять, что ему нельзя двигаться.
Он снова показал на свою ногу:
— Я её вылечил. — Когда это не вызвало у неё никакого понимания, он снова положил ладонь себе на грудь: — Волшебник.
Она повторила слово «волшебник», а затем рассмеялась. Очевидно, это слово имело для неё какой-то смысл, хотя он не был уверен, смеялась ли она из-за того, что считала это слово глупым, или потому, что оно знало что-то совсем иное.
«Насколько я знаю, я вполне мог только что назваться ей ослом или чем-то таким». Он вздохнул, и попытался придумать иной подход, но в этот момент он услышал шелест в ближайших кустах.