Кларк ждет меня в дверях. Лицо у него лоснится от жира и всё в поту.
– Я тут жопу рву ради твоего заказа вне очереди, а ты не паришься за ним явиться.
– Добро пожаловать на бранч. Мне в восьми местах надо быть одновременно, вверху и внизу, и меня дрючат, если не успеваю. Иногда надо оставлять тарелку с блинчиками под лампой на три минуты. Поглядела б я на тебя в таких раскладах. Тебе-то что – стоишь, яйца колотишь да срешь людям на головы.
Энгус, мой единственный союзник, когда за плитой не Томас, издает долгий свист.
Кларк разворачивается на месте и велит ему нахер заткнуться.
– Я прослежу, пизденка, чтоб тебя уволили.
– Напугал, бля, ежа бранч-шефом, – говорю я и проталкиваюсь мимо него за своим заказом.
В зале предупреждаю мальчиков, что тарелки очень горячие и их не надо трогать. Яичницу Оскара ставлю последней. На вид она пережарена.
– Скорее в убитку, чем всмятку, боюсь. Шеф сегодня бездарный говнюк.
Мальчики вытаращивают глаза.
Оскар дергает уголком рта.
– В смысле, гад. Гад. Простите меня, пожалуйста. – Смотрю на мальчиков. – Это ужасное слово, и мне нельзя было его употреблять. Это человек, у которого много гнева, и он срывает его на мне.
– Он в вас, возможно, влюблен, – говорит Оскар.
Это настолько беспомощно и по-дедовски, что я задумываюсь, не старше ли он тех лет, на какие выглядит.
– Совершенно точно нет, – говорю. – Он на дух не выносит меня – ну или что уж я там для него олицетворяю. На самом деле, кажется, ему нравится она. – Показываю на Дану. – Но ей нравится он. – Показываю на Крейга за баром. – Хотя, на мой вкус, он довольно-таки асексуален.
Мальчишки вновь вперяются в меня. Не привыкла я к детям.
– Кетчуп?
– На яичницу? – переспрашивает мальчик постарше.
– Куча народу любит поливать яичницу кетчупом.
– Правда? – Переводит взгляд на отца за подтверждением.
– Проверенный факт, – говорю я.
– Мы не из той кучи, – говорит Оскар.
– И я тоже. Бон профиґт[2]. – Допускаю, что Оскар в силах справиться с чуточкой каталана. Мне неймется улизнуть. Там, где соус олландез попал мне на щеку, печет. А от их доброжелательности после Кларковой пошлятины у меня саднит в горле.
С остальными своими столами заканчиваю, пока Колтоны едят.
– Это улыбочка, что ли? – спрашивает Тони, пока мы ждем у бара напитки, а я гоняю кубик льда по ожогам на внутренней стороне правой руки.
– Бля, нет. Нацепи свои липовые очки, четырехглазый.
– Ты улыбаешься, а я никогда тебя с улыбкой не видел.
– Чушь.
– Ладно, когда Гарри нет рядом. Гарри помогает тебе улыбаться.
– Гарри очень смешной.
– Да? По-моему, он высокомерный козел.